Мы все-таки ступили на гладкий песок. Еще и Зеленая Мать не ушла на покой. Кугары легко согласились идти по нашим следам – только по следам! – это не трудно и привычно. А то, что трое первых связались поясами, так у воинов свои секреты. Как у охотников или у других мастеров. Все знают это и принимают спокойно, только Игратос разозлился. Он почему-то решил, что я выдаю тайны воинов клана. Он с такой обидой смотрел мне в спину, что у меня шкура зудела между лопаток. Я уже подумывал забрать у него копья, но потом решил наградить молодого доверием. Правосудие вершат Вождь и прародитель Медведь. Не думаю, что Игратос считает себя выше их. Но разочаровал я его сильно. Может, и отказ от наставника скоро услышу. Вот успокоится немного молодой, подумает – и услышу.
А кому он нужен, такой наставник?! То место вожака уступает, и не сильнейшему т'ангу, а какому-то чужаку, ущербному и мягкотелому, то позволяет оскорблять себя, все тому же слабейшему, то извинения приносит. И кому?! Да этого Котенка на одну ладонь посадить, а другой прихлопнуть можно!
Я не сразу понял, что ловлю не только обиду, но и мысли Игратоса. И не тонкая Дверь тут виновата. Молодой вообще не закрыл ее, чтобы я слышал и знал, что он обо мне думает. А мысли – это не слова, за мысли на поединок не вызовешь. Да и не стану я его вызывать. А без вызова – это не поединок, а наказание. А наказывать может только наставник. То есть я.
Бедный Игратос... Провалился в трещину между «правильно» и «надо» и не знает, как выбраться из нее. Придется поговорить с ним на привале. Я еще не рассказывал ему про поводыря слепых и слепого поводыря. Может, тогда Игратос поймет, что вожак не только приказывает, но и подчиняется, если надо. Я-то понял, когда Фастос рассказал мне про слепцов. Надеюсь, старик не слишком разозлится. Ведь такое рассказывают будущим вожакам, а Игратос... Ну а если Фастос разозлится, то пусть накажет меня, как захочет и как сможет. Ведь старик по-прежнему мой наставник.
Мне не пришлось нарушать правила, Младший сам нарушил их. Он ослушался вожака и сошел с тропы. Не захотел по моим следам идти...
...тропой, проложенной трусом и предателем...
Это все, что я успел уловить в его мыслях. Успел еще повернуть голову и заметить, что молодой идет рядом, но в паре шагов от остальных. А перед ним блестит гладкий песок. Едва заметный склон вдруг подался под ногой Игратоса, пополз и... стремительно рухнул вниз. Вместе с Игратосом.
26
Симорли из клана Котов
Идти по песку было не трудно. И совсем уж привычное дело искать безопасную тропу. А шест можно и копьем заменить. Если б еще и тропа под ногой прогибалась, больше бы на родные места похоже было. Но даже в темноте пустыню не спутаешь с болотом. Только тот, кто не видел болота, скажет, что они похожи. Что все ровное и все одинаковое. А запахи, а звуки, а земля?.. Она ведь колышется, дышит, живет, она напоит и накормит, защитит и спасет. Это чужакам у нас опасно. Так чужакам везде опасно. Вон в горах, говорят, так холодно, что вода твердой становится. И трескается. И земля там трескается, и камень, и все эти трещины только и ждут, чтобы в них кто-нибудь провалился. Болота не такие, они совсем уж глупых берут, а остальных...
Додумать я не успел: тропа вырвалась у меня из-под ног, затем сильно ткнулась в ладони и в колени. Дышать я не мог, меня будто начали разрывать надвое, потом отбросили. Недоразорванным, полуживым.
Я не сразу понял, что это пояс мешает мне дышать. Даже что такое «пояс», я вспомнил не сразу. Как не сразу испугался, когда понял, где я оказался.
Я стоял на четвереньках между наставником и старшим из Медведей. А большая, как дерево, нога шевелилась рядом со мной. Если она поднимется, а потом опустится, то опустится мне на спину. А Медведь и не заметит этого. Он сильно занят: рычит и злится. И наставник мой занят, он не злится, но тоже рычит. А еще он стоит за мной, и я не могу убраться в сторону. Он ведь сам сказал, чтобы с тропы ни шагу. Но кто-то все-таки сошел с тропы, и его следы закончились по ту сторону большой ямы. А мы по эту. И очень близко.
О чем наставник спорит с Медведем, я тоже понял не сразу. Только когда сказали «яма», я начал слушать. И Медведь тогда стал меньше двигать ногами. И говорить стал, а не рычать.
– Я должен вытащить его!
Вот что Медведь говорил. И он услышал, когда мой наставник ответил:
– Вытащим.
Так ответил, что даже я поверил. Не знаю, как песок, а болото неохотно отдает тех, кого поймало.
Потом наставник говорил, а Медведь громко дышал и слушал. Он уже не рвался сойти с тропы и утащить нас за собой. Мы стояли возле большой круглой ямы, а песок сыпался и сыпался в нее. Не понимаю, как я не заметил яму раньше?
– А тебе не интересно, куда девается песок? Или кто живет в этой ямке?
Медведь шумно выдохнул и замер. Совсем. Неживым и неопасным притворился. Как яркая зеленая трава над болотом.
И наставник мой фыркнул. Он иногда так делает, когда плохого больше, чем смешного.
– Значит, сначала смотрим, думаем, а потом вытаскиваем. Но смотреть будет наш герой, которого мы чуть не затоптали. Поднимайся, – и наставник подергал за мой воинский пояс.
Медведь не шевельнулся, наставник тоже не двинулся с места, хоть я поднялся между ними. И оказался очень близко, на расстоянии смертельного удара. А с такого расстояния не промахнешься. Убить можно не только в горло. Живот тоже надо защищать. И то, что ниже живота. До медвежьего горла мне не допрыгнуть, а вот ниже... только руку протянуть и выпустить когти. А если удачно извернуться, то и от медвежьей лапы ускользнуть можно.
Но быть победителем Медведя мне быстро перехотелось. Вот как глянул на яму возле тропы, так сразу о другом думать стал. А наставник будто услышал мои мысли.
– Кажется, скоро мы познакомимся с хозяином этой норки. Вон он, шевелится, видишь?
Я не успел ответить, ответил Медведь. А я присел, когда у меня над головой загудело:
– Нет. Слишком темно.
Не от страха я присел, просто не ожидал, что голос воина так похож на стон голодного болота. И не знал, что Медведи плохо видят в темноте. Как же они охотятся по ночам? И как он будет сражаться с тем, что шевелится на дне ямы, дрожит, колышется, собирается в большой комок. Где лапы, где хвост, где голова – не понять.
Я нагнулся над краем, насколько хватило пояса, вытянул шею и заметил соплеменника Медведя. Он был выше хозяина ямы и пытался выбраться, но песок тек меж его когтей, и не за что было уцепиться, чтобы дождаться помощи. Да и как тут поможешь? Это ведь не болото. И шеста надежного нет. Откуда шесту взяться в пустыне? И как тут найти надежное место, чтобы тоже не сорваться в яму. Чтобы и самому не пришлось вжиматься в осыпающийся песок, держать испуганного зверя, что станет рваться из ловушки и с каждым рывком будет вязнуть все глубже. Вот так и гибнут глупые в трясине. Не глупые тоже гибнут, если ждут помощи, которой все равно не будет.
