Я еще наклонялся за копьем, когда Мерантос подошел в краю плиты и посмотрел в воду.
– Что смотришь? Тащи! – услышал я голос вожака и выронил оба копья.
Медведь присел, опустив руки над водой, а потом быстро поднялся, выдернув вожака из реки. Потом они стояли у самого края, в луже воды, что натекла с вожака, и... дышали. Скоро их дыхание стало тихим и спокойным. Вожак улыбнулся и хотел уже что-то сказать, но ему помешал крик. Вожак посмотрел в реку.
– Живучий, сукин кот... – сказал он сквозь зубы. Мерантос тоже посмотрел вниз, потом повернулся ко мне. Кажется, Медведь удивлялся чему-то.
– Ну чего кричишь? Хватайся. – Вожак склонился к воде и протянул руку. – Держи, Мер...
Медведь обернулся очень быстро, но вожака уже не было рядом.
Может, Охотник так сильно хотел убить его, что не пожалел своей жизни. Или так спешил выбраться, что стал неосторожным. Не знаю и вряд ли узнаю, почему он стащил вожака в реку.
Пальцы Мерантоса сжались и поймали... пустоту. Он зло рыкнул и так глянул на меня, словно это я виноват, что он промахнулся.
А потом стало очень тихо. Словно и не было ничего: ни нападения, ни драки, ни убийства – ничего. Тишина. Все замерли и дышали так тихо, будто на каменных плитах стояли каменные фигуры.
Всплеск воды оглушил меня. Потом был еще один всплеск, и еще.
– Что там? – спросил я и не узнал своего голоса.
– Дерутся, – ответил Игратос шепотом. – Под водой.
Мерантос словно и не заметил, что Младший воин подошел к нему и стоит на краю плиты, что он наклонился и заглядывает в реку. Ничего этого Мерантос не замечал, будто Игратоса не было рядом. Оба Медведя засмотрелись на то, что делалось в воде.
Мне тоже стало интересно, так интересно, что я почти наступил Ипше на хвост и только тогда заметил, куда иду.
– Ты живой, – выдохнул Мерантос.
Я быстро обошел Длиннозубую и заглянул в реку. Из воды на меня смотрел вожак.
– Живой, – сказал он и закашлял. Выплюнув воду, вожак приказал: – Можешь вытаскивать.
Пока я думал, как мне выполнить приказ, Мерантос присел и протянул руки к воде.
– Но сначала поднимем это... – Вожак криво усмехнулся и сказал какое-то незнакомое слово.
Повторять он его не стал и говорить, что оно означает, тоже не захотел. Наверное, так в его клане называют утопленных охотников.
– Зачем тебе мертвый? – спросил Игратос.
– А я не люблю пить воду, в которой плавают мертвые. Мне говорили, что это не полезно для здоровья, – объяснил вожак, помогая Мерантосу поднять обмякшее тело. – А еще... – от усмешки вожака мне стало жутко. – Вдруг я проголодаюсь, а рыбалка будет неудачной...
Мерантос кивнул, принимая такой ответ, будто съесть врага было для него таким же обычным делом, как спать или дышать. Или вытаскивать вожака из реки.
Хотел бы я быть спокойным, как Мерантос, но я так еще не умею. Даже притвориться пока не могу. Вожак только раз посмотрел на меня, а потом отвернулся и начал снимать и выкручивать одежду.
Таким и увидел его Охотник, когда очнулся, – голым, мокрым и в луже воды.
– С возвращением, – сказал вожак, не оборачиваясь и не прекращая возиться с одеждой.
Охотник не ответил. Он кашлял, его тошнило, и у него не было сил подняться. Он только отполз от лужи и остановился, тяжело дыша.
– Мерантос, как думаешь, он скоро захочет пить? – И вожак подмигнул Медведю.
Тот качнул головой.
– Не скоро.
Охотник смотрел в спину вожака – голая, беззащитная – такая близкая и удобная мишень.
– Ну давай, попробуй еще раз, – предложил вожак, но так и не повернулся, словно у него был глаз на спине.
– Тебе надо было убить меня, пока мог.
Подняться у Охотника еще не было сил, но сидеть, опираясь рукой о плиту, он уже мог. И говорить он мог, хоть голос его сипел и прерывался.
– Может, я так и сделаю, когда по-настоящему проголодаюсь. – На этот раз вожак обернулся. Он обшарил тело Охотника голодным взглядом и громко клацнул зубами. – А тем, что останется, я поделюсь с кем-нибудь. – Вожак глянул на меня, потом на Медведей. – Мерантос, ты хочешь есть?
– Да, – кивнул старый воин.
Охотник побледнел и затаил дыхание.
– Вот видишь, у меня и компания уже есть, не надо будет жевать в одиночку. Так что не искушай меня, я ведь и передумать могу.
Потом вожак занялся своей одеждой и перестал замечать Охотника. Мокрая одежда плохо надевалась на мокрое тело.
Через день я случайно услышал, как Игратос спрашивает вожака, и не смог уйти, не услышав ответ.
– Ты стал бы есть этого... Охотника? – спросил Игратос.
– Мне приходилось жевать и не такое, когда не из чего было выбирать. Есть вещи намного хуже человеческого мяса. Уж поверь мне.
– Верю, – прошептал молодой Медведь. – Ты сказал истину. Я знаю. А о тех вещах, похуже, я знать не хочу.
– Я тоже, Малыш. Я тоже не хотел бы знать, – вздохнул вожак.
Вот тогда я и перестал слушать. Мне не понравилось, что он так назвал Медведя – это было мое прозвище, только мое! Я ушел от них так тихо, как только мог.
Но это было потом, когда все закончилось. А в день, когда ранили Ипшу, вожак долго сидел рядом с ней, гладил ее голову и слушал хриплое, прерывистое дыхание. Мы не подходили к ним. Только перенесли стоянку на десять шагов от реки. Охотник отошел еще дальше. Оружия у него не было, и я не смотрел больше в его сторону, но садиться к нему спиной не стал. Потом я увидел, что вожак поднял голову. Он только тронул взглядом Мерантоса, и тот сразу же обернулся, словно давно ждал приказа.
– Уводи их, – приказал вожак.
Он говорил негромко, но почему-то мы все услышали. Даже Охотник зашевелился.
– Куда нам идти? – спросил Мерантос.
– Отсюда... уходите все.
Казалось, вожак с трудом выталкивал из себя слова. И мы ушли. Все. Шестеро.
46
Игратос из клана Медведей
Наставник увел нас от вожака и раненой Ипши, и мне сразу стало легче. Я старался не вслушиваться в ее боль, но все едино слышал. А был еще и вожак... Ему тоже было плохо, ведь т'ангайю ранили из-за него. Никто не сказал, что он виноват, но вожак сам отмерил свою вину.
А для меня их боль была почти моей болью, и только расстояние немного уменьшило ее.
На привале мне стало еще легче. Я был уже далеко, а стены города спрятали меня. Они сбивали боль со следа, мешали ей отыскать меня.
