– Жалею, что иногда, а не всегда, – сказал Марлен
Михайлович. – Как подумаю об этой кошмарной светящейся бляди, так и не
просыхал бы никогда с проломанной башкой. Попробуйте мой коктейль, товарищи
штирлицы. Меня уже качает, как в море. Кстати, что это там за огни, прожекторы,
мигалки? Может быть, уже началось?
– Когда начнется, мы будем знать, – сказал
Сергеев. – Тут всегда при норд-осте адмирал Вирен выводит свою эскадру на
тренировку, ну а нашим из Новороссийска тоже дома не сидится. Да и американцы
летают, фотографируют. А на хуя? – спросил он всех присутствующих.
– Это ее дела, – загадочно усмехнулся Марлен
Михайлович и показал рукой движение большой рыбы.
Все засмеялись. Зазвонил телефон. В трубке послышался голос
не кого-нибудь, а именно Андрея Лучникова. Он говорил очень торопливо:
– Марлен, мне удалось оторваться от Ти-Ви-Мига и от
своего конвоя. Я в пятистах метрах от тебя у самого пляжа, в баре «Трезубец».
Приходи немедленно.
– Однако у меня гости, – пробормотал Марлен
Михайлович. – Милейшая компания. Беседуем об Основополагающей.
– Я знаю, кто у тебя, – пробарабанил Луч. –
Постарайся их обмануть. Это единственный шанс.
– Добре, добре, – хитровато засмеялся Марлен
Михайлович. – Мои любезнейшие гости очень заинтригованы. Сейчас я и вас
сюда притащу, дружище! Разыграем партию политического покера под рев норд-оста.
Помните песню? «И битый лед на всем пути, и рев норд-оста, К коммунизму прийти
не так-то просто…» – Он повесил трубку и весело глянул на «гостей». Разведчики
смотрели на него профессиональными взглядами. Бедняги, подумал Марлен
Михайлович, им кажется, что они все знают, что направляют события, между тем
нет, пожалуй, более неосведомленных и более жалких прислужников главной суки,
Основополагающей.
– Лучников звонит, – сказал он.
У разведчиков профессионально не дрогнул ни один мускул,
между тем как обвисший над стаканом «Сибирской» коммунист-нефтяник вскочил,
разлил, уронил, задрожал девичьим трепетом.
– Он внизу, в баре. Сейчас приведу его сюда, –
сказал Марлен Михайлович.
– Я этого не переживу, – пробормотал
Игнатьев-Игнатьев.
– Миссис Парслей с ним? – быстро спросил Востоков.
– Он один. – Марлен Михайлович вышел из номера,
прихватив с собой ключ, и заблокировал замок. Пока будут выбираться отсюда, мы
смоемся, подумал он. Куда смоешься? – мелькнула мысль. – В море?
В холле отеля он подошел к дежурному городовому, показал
свой паспорт и пожаловался, что к нему, советскому дипломату, ввалились
какие-то пьяницы и мешают отдыхать. Коп тут же побежал вызывать патруль.
Нахалы, осмелились нарушить покой «советского товарища».
Марлен Михайлович между тем выбежал из отеля и рванул по
пустынной, короткой и темной улице, где кипели под яростным ветром можжевеловые
кусты и светились лишь окна двух-трех баров. В конце улицы бухала и взлетала
над парапетом накатная волна норд-оста.
Тут только, почувствовав пронизывающий холод, Марлеи
Михайлович сообразил, что он выскочил на улицу даже без пиджака, в одной
жилетке. Он добежал до парапета, увернулся от очередного удара волны, увидел
справа и слева пляж, заливаемый пенным накатом, дикую пляску огней в черном
мраке, подумал, что, может быть, это ночь окончательного решения всех проблем,
весело спутал мокрые волосы и тогда заметил в цокольном этаже массивного и
безжизненного здания три светящихся теплых окна. Это был бар «Трезубец». Волна
останавливалась в метре от его крыльца. Гибельная ночь осталась позади, как
только он переступил порог: в теплом баре пахло крепким кофе, табаком, играла
музыка.
Gonna make a sentimental journey
То renew old memories… -
напевал какой-то теплый успокаивающий басок.
Хозяин бара смотрел по телевизору хоккейный матч СССР –
Канада. Рядом со стойкой сидел огромный пес-овчар с черной полосой по хребтине.
Он дружелюбно осклабился при виде вбежавшего Марлена Михайловича. В углу на
мягком диване сидели Лучников и миссис Парслей.
– Боже мой, – засмеялся Андрей. – Ты мокрый и
пьяный. Никогда тебя пьяным не видел. Cristy, look at my friend. He is a heavy
drunk… [9]
Чистенькая и строгая миссис Парслей в застегнутой под горло
кожаной курточке дружелюбно улыбнулась Кузенкову. Благодаря Ти-Ви-Мигу, всему
Острову было известно, что в карманах куртки этой особы всегда помещаются два
пистолета со снятыми предохранителями.
– Николай, – сказал Лучников бармену, – дай
моему другу какой-нибудь свитер и стакан горячего рома.
– Николай, – сказал Лучников бармену через пять
минут, – дай мне и моему другу штормовки, мы хотим немного подышать
воздухом.
Движением руки он пресек поползновение Кристины следовать за
ними. Они вышли в ревущую мглу и медленно пошли по узкой полосе ракушечника,
которая еще оставалась между каменной кладкой набережной Третьего Казенного
Участка и накатывающимися из мрака белыми гривами.
– Марлен! – прокричал Лучников на ухо
Кузенкову. – Дело сделано! Через неделю мы победим! Последний полл
показал, что СОС получит более девяноста процентов!
– Гордись! – крикнул Марлен Михайлович.
– Меня тоска гложет! – ответил Лучников.
– Еще бы! – крикнул Марлен Михайлович. – Ведь
ты всего лишь жалкая рыба-лоцман для огромной бессмысленной светящейся акулы.
– О чем ты говоришь? – с испугом спросил Лучников.
Марлен Михайлович ничего не ответил, а только лишь большим
оттопыренным пальцем показал в черное море и загадочно ухмыльнулся.
Лучников, удивившись на миг, тут же забыл об удивлении. Он
шел вдоль могучих бетонных плит, весь мокрый, в переливающейся под бликами
огней штормовке, задумчивый и до странности молодой, настоящий герой народного
плебисцита, настоящий чемпион.
