Лучников, покосившись, увидел, как Кристина, перегнувшись
назад, целуется с Мустафой и подумал, что бляди, увы, ему всегда нравились
больше порядочных женщин и что вот такая Кристина нравится ему больше, чем
верная вооруженная пуританка.
В этот момент на приборной доске загорелся красный глазок –
бензина осталось пять литров. Они только что проскочили городок Мама-Русская,
но в полукилометре от городка был сравнительно свободный съезд к отелю,
прилепившемуся на крутом склоне горы, и там, недалеко от отеля, яркие постройки
каких-то шопов и кафе и бензостанция «Эссо», правда, забитая автомашинами.
– Придется заправиться здесь, – сказал
Лучников. – Зальем полный бак и канистру. Кто знает, когда еще удастся и
удастся ли заправиться вообще.
Небывалое явление – очередь на бензозаправочной станции –
забавляло всех участников очереди, все улыбались друг другу и разводили руками
– что, мол, поделаешь, историческое событие, в такой день и в очереди можно
постоять. Машина Лучникова оказалась в третьем десятке. Кристина, неожиданно
развеселившаяся и даже какая-то лихая, отпустила «мальчиков» в кафе выпить, а
сама села за руль. Такое великодушие, да-да, джентльмены, новый век – женщина,
предвкушая любовь, угождает мужчинам. Лучников оглянулся уже от дверей кафе –
уж не начинается ли у нее снова истерика? Нет, как будто все в порядке. Миссис
Парслей (кто, кстати, сам этот господин Петрушка, он никогда не спрашивал ее об
этом), спокойно сидела в кресле водителя и ее очень милые каштановые волосы
были разбросаны по плечам.
В кафе было полно народу. Бойко работали две
машины-экспрессо. Стоял гул сквозь музыку, светились два телеэкрана. Москва
патетически-задушевным тоном повествовала о жизни и труде жителей и тружеников
какого-то жилья и труда, рядом трещал восстановившийся после симферопольского
разгрома Ти-Ви-Миг – показывал аресты и обыски в помещении одной из старейших
ялтинских газет правого направления «Русский Артиллерист». В кафе обсуждали события,
все соглашались, что временное (конечно же временное) задержание всяких там
газетчиков и телевизионщиков, а также лидеров политических партий – это меры
необходимые и умные при проведении такого крупного исторического события, как
военно-спортивный праздник «Весна». Мы вступаем, господа, простите, товарищи, в
новую, следующую общественную формацию, объяснял какой-то фермер из немцев
каким-то бездельникам приморского типа. Те согласно кивали. – – И я должен
сказать, господа, простите, товарищи, что наше советское командование проводит
эту смену чрезвычайно осторожно, тактично, я бы даже сказал, деликатно.
Вспомните, какими жертвами сопровождался такой перелом в самой России.
Лучников взял кампари с содовой; Мустафа заказал крепчайший
джин-вермут «Кокти».
– Не злитесь на меня, – сказал он.
– И вы на меня, – сказал Лучников.
– Скажите, Андрей, вы предполагали, что все произойдет
именно так? – спросил Мустафа.
– Таких масштабов не предполагал, – сказал
Лучников.
В кафе вошли три советских солдата, три «голубых берета» с
автоматами на плечах и кинжалами у пояса. Конечно, они впервые были в западном
кафе и сейчас явно растерялись, явно «поплыли». Подталкивая друг друга и криво
усмехаясь, они уже собирались уйти, когда к ним устремился усатый красавец-хозяин
с распростертыми объятиями.
– Братья! Господа! Джентльмены! Чем могу служить?
Все в кафе были радостно потрясены вновь прибывшими, все
обратились к ним с таким мощным радушием, что у солдатиков головы закружились.
– Дринк, – сказал один из солдат, блондинчик. –
Водички можно? – мучительными жестами, нелепо куда-то под мышку подсовывая
автомат, он попытался объяснить «фирменной» публике всю скромность своего
желания.
– Пить хотите мальчики? – восхитился
хозяин. – Пиво «Левин-брау» вас устроит?
Солдаты изумленно и боязливо переглянулись. Для них уже был
очищен стол, открывались немыслимой красоты «валютные» банки холодного
золотистого пива. Уже тащили им и хрустящие багеты, и нежнейшую ветчину, и
огромное деревянное блюдо с двадцатью сортами сыра, а публика смотрела на них с
умилением и восхищением.
Солдаты мялись, сглатывая слюну, наконец тот же блондинчик
сказал: «Во фирма!» и все трое тут начали с невероятным наслаждением пить и
закусывать. Кто-то налил им по рюмке «Метаксы», и солдаты, что называется, «совсем
захорошели».
– Приятного аппетита, – сказал хозяин.
Десантники рты раскрыли, до них только сейчас дошло, что с
ними говорят по-русски.
– По-нашему, значит, можете? – спросил блондинчик.
– Да ведь мы же ваши, – вскричал хозяин. – Мы
ваши, а вы наши! У нас здесь все, как у вас!
Солдаты переглянулись и захохотали.
– У нас так не бывает! – хохотали они. – У
нас по-другому! Оказалось, что один из них костромчанин, а двое из Калуги.
– Сейчас вам старую песню споем, иностранцы, слушайте!
А ну-ка дай жизни, Калуга, гляди веселей, Кострома!
Скоро все кафе распевало старую – оказывается, еще
фронтовую! – песню и все дарили солдатам на память разную мелочь: часы
«омега», зажигалки «ронсон», перья «Монблан», перстни с камешками, ну и прочее.
Мустафа от стойки смотрел на солдат.
– Ненавижу эту тупую сволочь, – сказал он.
– Напрасно, – сказал Лучников и положил парню руку
на плечо.
– Я знаю вашу концепцию, ага, – сказал
Мустафа, – следил за всеми вашими речами. Не понимаю. Извините, я
преклоняюсь перед вами – человеком, спортсменом, мужчиной, но когда я думаю о
вашей концепции отвлеченно, вы представляетесь мне горбатым и злобным уродом из
подвалов Достоевского…
– Отчасти ты прав, – проговорил Лучников. – Я
горбат, но не зол. Послушай, Мустафа, какого ты рода?
– Ахмет-Гирей, – небрежно бросил юноша.
– Вот так даже? Гордый хан Ахмет-Гирей? – удивился
Лучников.
– Вся наша гордость в прошлом, – сказал
Мустафа. – Отец – биржевой спекулянт. Ему повезло, сейчас он в Афинах.
Впрочем, как считаете, может, ему вернуться? Может, станет секретарем райкома?
Есть же прецеденты. Принц Суфанувонг…
Вдруг он оборвал свою саркастическую речь и стал смотреть за
плечо Лучникова. Тот обернулся. Дверь в кафе медленно открывалась, но за ней не
было никого, за ней было солнце, и ветер, и беда.
…Пока они пили мартини и кокти, на бензозаправочной станции
действительно созрела беда.
