– Я и в старые годы никогда не напивался, как
ты, – сказал Арсений Николаевич. – Никогда до скотского уровня не
докатывался.
– Понимаю, что ты хочешь сказать, – печально и
виновато пробормотал Бакстер. – Но это не скотство, Арси. Это мои
последние шансы, прости, привык платить женщинам за любовь. Не злись на меня. Я
опять влюбился, Арси. Я помню, как вы смеялись надо мной во Франции. Покупаю
какую-нибудь блядь за сто франков и сразу влюбляюсь. А сейчас… сейчас я совсем
стал размазня, Арси… Старый сентиментальный кисель… Ты знаешь, эта Тина, она
чудо, поверь мне, никогда у меня не было такой женщины. Что-то особенное, Арси.
То, что называется сладкая…
– Заткнись! – брезгливо поморщился Арсений
Николаевич. – Вовсе не интересно выслушивать признания слюнявого маразматика.
– Ладно. – Бакстер положил ему на длинную ладонь
свою боксерскую чуть деформированную лапу с пятнышками старческой пигментации.
«У меня вот до сих пор эта мерзкая пигментация не
появилась», – со странным удовлетворением подумал Арсений Николаевич.
– Арси, ты знаешь, сколько в живых осталось из нашего
поколения к сегодняшнему дню? – спросил Бакстер.
Арсений Николаевич пожал плечами.
– Я стараюсь об этом не думать, Бак. Живу на своей горе
и думаю о них как о живых. Особенно о Максе…
– Я хотел бы жить рядом с тобой на твоей горе, –
сказал Бакстер. – Рядом с Максом…
– Ты все-таки надираешься, – Арсений Николаевич
заглянул в его стакан. – Что ты пьешь?
– Арси, поверь, весь бизнес и вся политика для меня
сейчас – зола, главное на закате жизни – человеческие отношения. Мне говорят:
ты – Ной, ты можешь вести наш ковчег! Вздор, говорю я. Какой я вам Ной, я лишь
старый козел, которого пора выбрасывать за борт. Пусть меня гром ударит, но я
приехал сюда перед скучнейшей финансовой поездкой в Москву только для того,
чтобы тебя увидеть, старый мой добрый Арси.
Он откинулся на сафьяновые подушки и вдруг зорко посмотрел
на старого друга, на которого вроде и не обращал особого внимания, который до
этого был для него как бы лишь воспринимающим устройством.
– Вот кто Ной, – сказал он торжественно. –
Ной – это ты, Арсений Лучников! Послушай, – он опять навалился локтями на
стол в манере водителя грузовика… – ты ведь, конечно, знаешь, что в мире
существует такая штука – Трехсторонняя Комиссия. Я на ней часто присутствую и
делаю вид, что все понимаю, что очень уважаю всех этих джентльменов, занятых
спасением человечества. Симы, хамы и яфеты строят ковчег в отсутствие Ноя.
Словом, там вдруг узнали, что мы с тобой друзья, и стали меня подзуживать. Ты
хочешь знать, что думают в Трехсторонней Комиссии о ситуации на Острове Крым?
Видишь ли, мне самому на все это наплевать, мне важно как-то вместе с тобой и с
оставшимися сверстниками дожить свой срок и «присоединиться к большинству» в
добром старом английском смысле, но они мне сказали: наша Комиссия – это Ной,
мы строим ковчег среди красного потопа… Они просили меня поговорить с тобой,
они говорят, ты – крымский Ной, – что-то они задвинулись там на этой идее
ковчега, – но одно могу тебе сказать, я не из-за них к тебе приехал,
приехал просто повидаться…
– Бак, ты и в самом деле впадаешь в маразм… – досадливо
прервал его Арсений Николаевич.
– Хорошо, излагаю суть дела. – Бакстер закурил
«гавану» и начал говорить неторопливо, деловито и четко, так, должно быть, он и
выступал на пресловутой Трехсторонней Комиссии или в правлении своего банка.
– Ситуация на Острове и вокруг него становится
неуправляемой. Советскому Союзу достаточно пошевелить пальцем, чтобы
присоединить вас к себе. Остров находится в естественной сфере советского
влияния. Население деморализовано неистовством демократии. Идея Общей Судьбы
овладевает умами. Большинство не представляет себе и нс хочет представлять
последствий аншлюса. Стратегическая острота в современных условиях утрачена.
Речь идет только лишь о бессознательном физиологическом акте поглощения малого
большим. Не произошло этого до сих пор только потому, что в России очень
влиятельные силы не хотят вас заглатывать, больше того, эти силы отражают
массовое подспудное настроение, которое, конечно, никогда не может явиться на
поверхность в силу идеологических причин. Этим силам не нужна новая автономная
республика, они не знают, как поступить с пятью миллионами лишних людей, не
снабженных к тому же специфической советской психологией, они понимают, что
экономическое процветание Крыма кончится на следующий же день после
присоединения. Сейчас их ригидная система кое-как приспособилась к
существованию у себя под боком маленькой фальшивой России, приспособилась и
идеологически, и стратегически, и, особенно, экономически. По секретным
сведениям, треть валюты идет к советчикам через Крым. Словом, «статус кво» как
бы устраивает всех, не говоря уже о том, что он вносит какую-то милую
пикантность в международные отношения. Однако ситуация выходит из-под контроля.
Просоветские и панрусистские настроения на Острове – это единственная
реальность. Остальное: все эти «яки», «китайцы», «албанцы», «волчьи сотни» –
детские игры. Советская система, как это ни странно, мало управляема по
сравнению с западными структурами, ей движут зачастую малоизученные стихийные
силы, сродни тектоническим сдвигам. Близится день, когда СССР поглотит Остров.
– Никто у нас и не сомневается в этом, – вставил
Арсений Николаевич.
– Прости, но он будет вынужден поглотить Остров. Он
сделает это вопреки своему желанию. Трехсторонняя Комиссия получила достаточно
ясные намеки на это непосредственно из Москвы.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом
Арсений Николаевич, нарушая свой зарок, попросил у Бакстера сигару.
– Далее? – сказал он, ловя сквозь дым жесткие
голубенькие глазки бандита западной пустыни Фреда Бакстера.
– Далее начинается художественная литература, –
усмехнулся тот. – Запад вроде бы совершенно не заинтересован в
существовании независимой русской территории. Стратегически Крым, как я уже
сказал, в наше время полный ноль. Природных ресурсов вам самим едва хватает, а
«Арабат-ойл-Компани» уже пробирается в Персидский Залив. Промышленность ваша –
лишний конкурент на наших суживающихся рынках. Казалось бы, наплевать и забыть,
однако Запад, ну и, конечно, Трехсторонняя Комиссия в первую очередь
оказывается все-таки заинтересована в существовании независимого Крыма. В
соответствии с современным состоянием умов, мы заинтересованы в вашем
существовании нравственно и эстетически. Западу, видите ли, важно, чтобы в
тоталитарном потопе держался на плаву такой красивый ковчег, как Остров Окей.
Как тебе нравится этот бред?
– Не так уж глупо, – сказал Арсений Николаевич.
