Каспар улыбнулся.
– Как тебе больше нравится, Май.
Молодая женщина прижала дочурку к груди и, высвободив одну руку, сжала его ладонь.
– У меня есть все, Спар. У меня есть Изольда. И ты.
Он хотел поцеловать ее, но в эту секунду Изольда опять подняла рев.
10
Пип храбро загородил собой Брид. Кольцо взмыленных лошадей смыкалось – морда к морде, бок к боку. И некуда бежать, не протолкнешься. Охотники торжествующе улюлюкали. Хлысты щелкали, отгоняя собак.
На Пипа навалилось разом пятеро противников. Паренек вырывался, брыкался, даже кусался – но все равно не смог помешать одному из всадников – тому самому, широкоплечему мрачному здоровяку – ухватить Брид за шиворот и вздернуть в воздух. Девушка невольно отпустила Ренауда. Хотя она сопротивлялась и барахталась, точно дикий кролик, но что может сделать такая тростинка? Силач без малейших усилий швырнул ее поперек седла. Острая лука впилась девушке в живот, да так, что аж дух перехватило.
Брид впилась зубами в ногу всадника. Без толку, толстая кожа штанов надежно защищала его. Тогда девушка укусила коня. Тот заржал и взвился на дыбы, и она стиснула зубы еще сильнее – но была награждена таким ударом по затылку, что ее затошнило от боли. Голова Брид мотнулась и тяжело стукнулась о бок коня. От резкого движения девушка прокусила себе щеку, во рту появился вкус крови.
Ее крики потонули в негодующих воплях Пипа.
– Паршивые ублюдки! – ревел он, пока всадники пытались скрутить его. – Да что за гнусная земля такая? Куда ни пойди, всюду вы, кеолотианцы, нам проходу не даете!
– Отец, слышите? – воскликнул молодой дворянин. – Эти эльфы, эти осквернители могил родом-то из Бельбидии.
Брид смутно удивилась тому, что кто-то мог принять Пипа за эльфа.
Забросив погоню за оленем, охотники принялись дружно выкапывать из земли Ренауда. Оправившись от потрясения, что он, оказывается, жив, они взгромоздили его на круп коня. Принц так вопил от ужаса, что мог бы напугать и самое отважное сердце. С Хардвином кеолотианцы обошлись тем же манером и, созвав псов, пустились в обратный путь к тракту.
Брид так и болталась вниз головой. От тряской рысцы коня бедняжку затошнило, кровь гулко застучала в ушах, перед глазами мелькала, сливаясь в одно пятно, палая листва. Через какое-то время отряд замедлился, тропа резко пошла вверх. Из земли тут и там выпирали кривые корни. Лошади тяжко храпели и фыркали, неуверенно нащупывая дорогу вверх по круче. Брид обратила внимание, что деревья вроде бы стали редеть, корней тоже стало меньше, да и те скрывались в траве.
Скоро подъем кончился, пленницу обдало внезапным порывом свежего воздуха.
Она попыталась поднять голову. Отряд выехал на плоскую вершину холма, откуда открывался превосходный вид на лесистую равнину. Меж деревьев петляла темная река. Но как ни изгибалась Брид, все же не смогла разглядеть за потной шеей жеребца, что же там, впереди. Внезапно дворянин резко вздернул пленницу наверх – и она увидела прямо перед собой серую отвесную стену. Над опускной решеткой ворот пронзала небо узкая башенка.
Барбакан был украшен ярким крестом. На врезанном в камень щите изображались баран и козел, сплетшиеся рогами в жестоком поединке. Брид немедленно вспомнила, что на кинжале, торчавшем из груди Турквина, красовался ровно тот же герб. Хотя эти земли находились еще в Троллесье, отсюда недалеко было и до Козьего Края. Должно быть, предположила девушка, замок – что-то вроде пограничной заставы во владениях какой-нибудь очень важной персоны. Ворота открылись, и навстречу охотником выбежали крупные черномордые псы.
После приглушенного стука по мягкой лесной подстилке копыта коней особенно громко зазвенели по камням мостовой. Пустая площадь в центре замка заполнилась этим звоном. Ему вторил торопливый перестук шагов – то слуги ринулись принять у господ поводья рвущихся к яслям скакунов. Брид обратила внимание на то, что слуги величают старшего дворянина бароном Кульфридом, а его сына – сиром Ирвальдом.
Барон бесцеремонно поволок за собой Брид, а двое самых рослых слуг ухватили Пипа. Мальчик уставился на одного из кеолотианцев с таким видом, точно видел его не впервые. Проследив за его взором, Брид сумела разглядеть высокого мужчину, что наблюдал за ними с другой стороны двора. Взгляды их встретились. Незнакомец быстро потупился и спешно ушел.
Пытаясь оценить, куда же они попали, девушка обвела взглядом двор – и натолкнулась на пристальный взгляд баронского сына. Она улыбнулась про себя: вот где таится путь к спасению. Как и полагается юной леди в подобных обстоятельствах, она обратила к нему огромные, залитые слезами зеленые глаза и по-кеолотиански взмолилась о помощи.
Похоже, в теле воина обитала душа нежная и чувствительная. Наследник крепости не отрываясь смотрел в ясные очи пленницы.
– Пожалуйста, – снова взмолилась она, но сир Ирвальд уже отвернулся, получив какие-то указания от своего хмурого папаши, который по-прежнему пребольно сжимал плечо Брид.
Барон Кульфрид поднял пленницу повыше, демонстрируя объект своей ярости собравшимся челядинцам и дворянам.
– Гнусная фея, нелюдь, в моих же собственных владениях! – прогремел он. – И как мы поступаем с подобным отродьем? Устраиваем потеху и выставляем вон из наших земель! – Он одним рывком разорвал тунику девушки. – Что там под грязью, плоть или деревяшка?
При виде нежной бледной кожи и соблазнительных округлостей женского тела барон аж заурчал. Мотнув головой, Брид наконец умудрилась яростно укусить его за палец.
– В темницу, со всеми прочими! – прорычал Кульфрид. – Денек-другой в камере укротит эту злючку, научит ее доставлять удовольствие, а не боль.
Не дрогнув и не сопротивляясь, девушка позволила отвести себя глубоко в подземелья замка. Она уже знала, что делать. Главное – отыскать остальных, тех, кто еще закопан в могилах, а потом вместе с Кимбелин и Ренаудом вернуться домой, чтобы освободить Керидвэн – ну и, конечно, Бранвульфа. Брид стиснула зубы. Что за невезение: спастись от чародеев только для того, чтобы тут же угодить в лапы какого-то неотесанного кеолотианского барона.
Но нет, нельзя предаваться такой роскоши, как жалость к себе. Морригвэн учила цепляться за любую возможность обратить зло в добро. Да и у нее самой, у Брид, еще остались кое-какие способности. Пусть сила высшей жрицы и покинула ее, зато женская сила достигла расцвета.
Брид всегда радовалась тому, что красива. И вовсе не потому, что ею восхищались, не из-за власти над людьми, которую дарила красота, – а просто из любви к природе, что так щедро одарила ее.
Пленников швырнули в холодную камеру с высоким сводчатым потолком. Стены испещряли надписи, выцарапанные прежними узниками. Хардвин согнулся, его начало рвать. Кеолотианский барон и его сын, пожелавшие лично проследить, чтобы темницу хорошенько заперли, глядели на него в ужасе.
