Кеовульф метнул на Халя ледяной уничижительный взгляд.
– Принеси дров! Разведи огонь. Девочка, оказывается, куда крепче любого из нас, она еще жива.
Потрясенный, сбитый с толку, постепенно начиная осознавать странную боль в руках и плечах, Халь торопливо подвинул горящие поленья поближе к Кеовульфу. Но глядеть на Брид так и не мог. Стоя поодаль, трясясь всем телом, он смотрел, как остальные ухаживают за той, которую он любил превыше всего на свете. Его любовь, его жизнь – но она предала его. Молодым воином владел мучительный душевный разлад. О, пусть предательница умрет! Но ведь он любит ее, любит – пусть она останется жить!
Не в силах более выносить этой боли, Халь повернулся и опрометью, не разбирая дороги, кинулся в лес. Ветки ив хлестали его по лицу, остролист обдирал спину.
Наконец он очутился на полянке у сонной реки. Серебристое лунное сияние, чуть покачивающиеся лесные цветы и травы… Тишина и покой – как в сказке. Халь окунул голову в воду, надеясь, что холод вернет ясность его разуму. Чародейское наваждение еще не до конца оставило его, еще свежи были и боль, и страх, и ощущение полной беспомощности. Теперь он проснулся, но действительность оказалась несравненно хуже любого кошмара – тот зверь, овладевший Брид, не был сном!
Желудок скрутило от тошной муки, перед внутренним взором навеки застыла чудовищная картина. От ярости молодой воин все никак не мог осознать, какое же непоправимое зло сотворил – но где-то в глубине души постепенно нарастало, ширилось чувство вины. Обессилев, он бросился ничком на землю, плечи его сотрясались от рыданий. В глазах стоял образ Брид, пронзенной мечом.
– Брид, моя Брид…
Очень не скоро юноша вновь обрел способность думать. А когда наконец открыл глаза, перед ним, откидывая с лица гриву седых волос, стояла дряхлая сгорбленная старуха.
– Сколько страданий по совершенно пустячному поводу! Ну что ты так убиваешься? Она ведь высшая жрица, она принадлежит Великой Матери. Знаю, тебе трудно понять, но в общем итоге все это не будет играть решительно никакой роли.
Безотчетно оберегая левую руку, Халь взглянул сквозь слезы на старуху и, как прежде Пип, сразу узнал ее. А узнав, отпрянул, объятый отвращением.
– Твой сын обесчестил ее!
– Едва ли. Это был магический ритуал, а не акт любви. Притом ритуал, необходимый, дабы исцелить тебя, Халь. Только то была вовсе не Брид. – Старуха кивнула на его руку. – Сильно болит? Дай-ка гляну, я – целительница умелая.
Халь машинально повиновался. Что-что, а собственные увечья сейчас занимали его меньше всего.
– Что ты хочешь сказать? Как это – не Брид? Выступала ли она в роли жрицы или сама по себе, это все равно была Брид. Ой!
Пальцы ведуньи пребольно ощупывали его руку.
– Старая рана. Кости уже срослись, только вот кривовато, потому и болит. Боюсь, тут уж ничего не поделаешь, разве что жуй ивовую кору – так будет легче.
– Предпочитаю терпеть боль, – прорычал юноша. – Она напоминает мне о том, что я натворил.
– Но это же была не Брид, Халь. Не Брид – Морригвэн.
– Ха! Как будто кто-нибудь в состоянии перепутать Брид с Морригвэн. Кроме того, старая Карга давно уже умерла.
– Уж я-то способна узнать Морригвэн, когда вижу ее, какой бы облик она ни приняла. Это была Морригвэн, – гнула свое мать Харле.
– А где же Брид?
– О да, теперь-то это Брид. Морригвэн была с Харле. А когда ты ткнул Морригвэн мечом, вернулась Брид. Рунный меч Великой Матери пронзил Чашу Онда – это необыкновенно символическое действо. Оно открыло путь между мирами. Морригвэн ушла, а Брид вернулась.
У Халя голова пошла кругом. Что ж это получается? Он убил Морригвэн, которая и так давным-давно мертва, а теперь Брид, хотя еще жива, лежит с мечом в груди.
– Идем, Халь. – Голос матери Харле не дал ему додумать эту мысль до конца. – Я уже сделала для нее все, что могла. Ей нужен ты.
Скованно и неловко, ковыляя на негнущихся ногах, точно побитый щенок, молодой воин побрел за старой ведуньей. Весь маленький отряд собрался на поляне перед костром. Кимбелин сидела чуть поодаль от остальных, заламывая руки от тревоги. Как выяснилось, мать Харле умудрилась-таки извлечь меч из груди юной жрицы. Кеовульф держал девушку на руках, а Абеляр метался туда-сюда, точно взволнованный муж, когда жена рожает. Увидев Халя, он глухо зарычал – с такой ненавистью и яростью, что юноше стало даже страшновато. В глазах Халя стояла темнота, мир кругом сливался в одно смутное пятно. Даже Брид, всегда представавшая ему светлым лучом, теперь стала какой-то темно-лиловой. Ведь она больше не была его Брид.
Он так толком и не понимал всего произошедшего, но даже если и впрямь гнусное действо свершила именно Морригвэн – воспользовалась-то она все равно телом Брид. И вот теперь изменница покоилась на руках Кеовульфа.
Халь подошел к огню.
– Как она? – хриплым от слез голосом спросил он. – Будет жить – или я убил ее?
Сейчас, пребывая в этой бездне горя, он был предельно честен с собой и окружающими. Да, он совершил худшее преступление.
– Не знаю, – признался Кеовульф. – Вообще-то я повидал немало ран. Такой удар должен был неминуемо ее прикончить. И все же она жива.
– Тс-с. – Старуха приложила палец к губам. – Это нечто неизмеримо большее, нежели обычная рана. Это сплошная магия. Я не верю, что Великая Мать позволила бы, чтобы одно из ее орудий обратилось против высшей жрицы, когда бы в том не было крайней необходимости. Возможно, рана не такова, какой кажется, – ведь на самом деле Халь убил не Брид, а Морригвэн.
Пип яростно затряс головой.
– Нелепость какая-то! Морригвэн уж сколько месяцев, как скончалась… Хотя что-то здесь и вправду не так. Он весь передернулся, вспоминая пережитое.
– Халь, в Брид и впрямь было что-то очень и очень странное, – начал он, все еще не отнимая ладони от повязки на руке.
Торопясь, захлебываясь словами, паренек попытался пересказать диковинные события, произошедшие в покоях Ирвальда.
– Тсс! Не шумите. Потише! – попросила мать Харле, гладя девушку по голове. – Халь, ты ей нужен. Утешь ее, успокой. Возьми ее за руку.
Хотя все внутренности у него сводило резкой судорогой, молодой воин заставил себя взять безжизненную руку Брид. Теперь, когда ярость улетучилась, а вместе с ней – и рожденная ею сила, даже такое простое движение причинило ему острую боль в месте перелома. Девушка чуть пошевелилась, тело ее закостенело от мучительного спазма.
– Оберегайте ее, следите, чтобы ей было тепло, – посоветовала ведунья. – А я сделала все, что могла.
Халь хотел было протестовать, хотел молить старуху, чтобы она осталась, но, обернувшись, обнаружил, что мать Харле уже исчезла. Старая ива на другом конце поляны раскачивалась и махала ветвями, словно от сильного ветра, хотя остальные деревья стояли спокойно.
