С няней вместе вошла графиня Лира, главная фрейлина. В руках у нее что-то блестело инеем.
— Вам необходимо надеть хотя бы тиару, ваше высочество.
Три года назад Эйлия радостно вскрикнула бы при виде такой драгоценности, сегодня же она только почувствовала раздражение.
— Необходимо? Нельзя ли мне хоть один вечер побыть просто самой собой?
— Вы — Трина Лиа, — напомнила ей графиня Лира. — И вы всегда должны быть ею.
Эта маленькая, похожая на птицу женщина с блестящими глазами, с копной рыжеватых волос и острым носом имела невероятно властный вид, компенсировавший недостаток роста. Она твердой рукой прикрепила тиару перед короной кос Эйлии, а принцесса покорно это вытерпела.
— Она принадлежала твоей матери, — сказала Бениа, и глаза ее заблестели от слез при виде драгоценности.
Эйлия провела рукой по тиаре, украшенной жемчугами и бриллиантами в золотой оправе. Значит, Эларайния тоже носила ее. И на миг Эйлия ощутила близость к матери.
На улице раздался треск, за ним взрыв и вспышка красного света. Эйлия подошла к окну и выглянула в сад. Королевский фейерверк разгорался, и ночь заполнялась огненными контурами: огромные свечи, спускающиеся с неба, как с потолка, и медленно угасающие, искрящиеся кометы и вспышки разноцветных молний, сопровождаемые раскатами искусственного грома. Внизу на земле играли огненные узоры, били пламенные фонтаны и каскады, каждая капля в которых искрилась огнем, и дрожали в декоративных прудах отражения колес белого пламени под громкую стройную музыку.
Эйлия открыла окно и глубоко вдохнула вечерний воздух, насыщенный запахами цветов. Мирия, маленькая голубая луна, уже взошла — та луна, чье имя носила девушка. То есть это луна была названа ее именем. Эйлия знала древний миф о происхождении этой луны: как богиня-мать Эларайния поместила ее в ночное небо для развлечения любимой дочери. И правдой было, что у этой луны есть атмосфера, потому что в подзорную трубу был и видны леса и воды. В те времена, когда элеи летали среди звезд, они посетили Мирию — по крайней мере так рассказывали. Теперь же туда было не добраться. Что за цветы там цветут, что за ароматы напитывают воздух?
Эйлия снова посмотрела на земные сады. Всегда ей приходилось подавлять дрожь, когда она смотрела туда, на восточный склон холма, где пал раненый Морлин в обличье дракона, изрезав землю и уничтожив растительность. Все следы давно уже убрали, но воспоминание было живо. Принц Морлин, самый опасный ее враг — он все еще жив, где-то скрывается, и сказано было, что ей придется когда-нибудь снова встретиться с ним — быть может, когда он явится во главе армии вторжения…
— Вы готовы, Трина Лиа? — спросила другая фрейлина, заглянув из-за двери.
Эйлия отодвинулась от окна и закрыла его.
— Никогда я не чувствую себя готовой к этим церемониям. Любая мелочь может все испортить. Если вы, скажем, наступите себе на юбку — это будет небольшой конфуз. Если я это сделаю, наутро весь мир узнает.
— Эйлия, милая… — начала Бениа.
— Соберутся советы, — продолжала Эйлия подчеркнуто спокойным голосом, — дабы обсудить последствия инцидентов. Вера народа будет подорвана, мои политические противники восстанут, и у меня не будет иного выхода, как покинуть дворец и жить всю оставшуюся жизнь в лесах, питаясь кореньями и…
— Чушь, ваше высочество, — резко, как всегда, прервала ее фрейлина Лира. — Пойдемте.
Сопровождаемая фрейлинами Эйлия вышла в зал, семеня на каблуках, специально изготовленных для увеличения роста. Поскольку она почти всю свою юность провела на Мере, где тяготение намного сильнее, рост ее был несколько неприличен по меркам Арайнии. Перед ней шли закрытые вуалями пророчицы с серебряными канделябрами, распевая:
— Владычица Света близится! Дорогу дочери Небес Трине Лиа!
Этот ритуал Казался Эйлии донельзя нелепым, но она не осмеливалась попросить их перестать.
Отец уже ждал в бальном зале, приветствуя гостей вместе со своими родителями и бабкой, стоящими сбоку от него. С ними была и Ана, старуха, которая помогла Эйлии и ее спутникам найти на Мере Камень Звезд. Рядом с другими она казалась крошечной и сгорбленной, но Эйлия видела, что все обращаются с ней уважительно — даже благоговейно. Ибо на самом деле Ана была королевой Элианой — немерейкой, великой волшебницей, прожившей более пятисот лет. На руках она держала свою кошку, Серую Метелку. Кошка рассеянно подергивала серебристо-серым хвостом, глядя на праздничную суету. Там клубилась масса роскошных платьев и уборов, голов в серебре и золоте, белых рук и шей, украшенных браслетами и ожерельями с настоящими драгоценностями. На Мере, где драгоценности были отличительными признаками богатства, такое сборище показалось бы почти вульгарным. Но Арайния изобиловала самоцветами, и были среди них даже неизвестные на Мере: например, сориг морской зелени, который добывали на крайнем юге, огненно-желтый рефламбин и чудесный бледный венудор, сияющий в темноте собственным внутренним светом. Их здесь ценили просто за красоту, хотя некоторые элеи почитали «силу», которую полагали присущей им: духи, живущие в кристаллических решетках натуральных самоцветов, превращали их в проводники между царством материи и высшими сферами. Считалось, что сам Камень Звезд служит домом для духа, проявляющего себя в виде огненной птицы, — Элмира. Многие сторонники этой теории клялись, что видели, как он поднимается, подобно фениксу, из глубин кристалла.
Эйлия остановилась перед массивными дверями, слушая менестрелей и людской гомон. Побывав на нескольких таких приемах, она научилась преодолевать природную стеснительность, выделяя в толпе несколько знакомых лиц. Сегодня это будет нетрудно: есть только одно лицо, которое она по-настоящему хотела бы увидеть. Эйлия сделала глубокий вдох и плавно вошла в зал — шаль развевалась за ее спиной газовыми крыльями. Голоса мгновенно смолкли, и все глаза одновременно обратились к ней, но она видела только Дамиона. Он стоял возле высокого окна, одетый ради торжественного случая в придворные одежды: небесно-голубой камзол с белыми бриджами и сапогами. С ним стояла Лорелин, и платье на ней было красное — ярко-алое, неслыханный цвет даже для праздника. Белая стена, рядом с которой она стояла, окрашивалась отраженным светом, будто краснея от смелости девушки. Но платье ей почему-то шло. Она смотрелась как экзотический дикий цветок, дерзновенно проросший среди пастельных лепестков сада. Дамион посмотрел в сторону Эйлии и тут же быстро отвернулся к Лорелин. Уязвленная Эйлия тоже отвела глаза и продолжала приветствовать гостей, стараясь изобразить воодушевление. Но все равно временами косилась на Дамиона. Как он красив — эти белокурые волосы, тонкие черты лица, — к нему обращаются взгляды даже в мире, где красота — явление обыденное. Эйлия неслышно вздохнула. Три коротких слова, которые так легко произнести — было бы легко, если бы не эта непреодолимая пропасть между умом и языком. Я тебя люблю. На Мере девушек учили никогда не говорить мужчине этих слов, если он не произнес их первым; но арайнийские девушки, как знала Эйлия, не так стеснительны. И все равно она не могла этого сказать. Ей тут же представлялось, как она говорит эти слова, и знакомые черты Дамиона искажаются удивлением, неловкостью, смущением. Может быть, он даже будет ее избегать потом, стараясь не оставаться с нею наедине.
