Вспомнив это, она и вздохнула, и улыбнулась одновременно. Друзья детства выросли, переросли ее. Джемма стала женой и матерью, Джеймон — моряком на торговом корабле и плавал в далеких морях. Вдруг навалилось, оглушило одиночество, и чувство это оказалось похоже на отчаяние.
«Мне почти хочется, чтобы могла быть война. Хоть какая-то перемена…»
— Парус! Парус! — внезапно вскричал Кеван Плотник. — Почтовый идет!
Вскочив на ближайший пень, он тыкал рукой в сторону моря.
Эйлия обернулась, рассыпая набранный в передник хворост. На западном горизонте облачной грудой вздымались паруса. К Большому острову приближался корабль с материка, который привозил почту и товары.
С тихим возгласом она бросилась вперед, обгоняя даже быстроногих детишек в стремлении к причалу. А вдруг ей письмо? Может быть, от кузена Джеймона, с рассказами о путешествиях в дальних морях? Или даже то письмо — от Королевской Академии в Маурайнии, с настоящей печатью Академии? Сердце колотилось в ритме стучащих на бегу ног — Эйлия летела к гавани по улицам деревушки.
Собравшаяся на пристани пестрая толпа полошилась и галдела не хуже стаи кружащих над ней чаек. Из-за беженцев-антиподов, ищущих здесь пристанища, Большой остров иногда напоминал весь мир в миниатюре. Сначала приехали люди запада, маурайнийцы, маракиты, риаленийские купцы и миссионеры, спешно возвращавшиеся на материк. Когда лето назрело, начинали наплывать с юго-востока к берегам Большого острова настоящие антиподы: зимбурийцы с землистыми лапами и угольно-черными волосами, шурканцы в своих халатах и тюрбанах, даже иногда темнокожие мохарцы из пустынных земель. Все они бежали к этой, самой дальней из колоний Содружества, первой ступени к свободе. Но не у всех хватало средств добраться до материка, и приходилось им оставаться здесь. Сейчас они уже заполнили до отказа единственный постоялый двор.
На этот двор Эйлия захаживала при каждой возможности. Родители ни за что бы не позволили ей войти в общий зал, набитый грубыми матросами, но она любила сидеть в теплые летние вечера под окнами. Устроившись на пустой бочке или перевернутом ящике, она жадно ловила обрывки разговоров, долетающих из открытого окна вместе с табачной вонью и кислым дрожжевым запахом несвежего пива. Слышались песни и рассказы морей и чужих стран, истории о китах и пиратах, о причудливых бледных огнях — говорили, что это призраки утонувших моряков, — светящихся на снастях судов в южных морях, о погибших кораблях и затонувших кладах. Когда появились беженцы, рассказы стали страшнее, но и завораживали больше. Душераздирающие воспоминания о гражданской войне в Зимбуре, о легионах бога-царя, штурмующих города, о пушечной пальбе, от которой люди разбегались, как охваченное паникой стадо. Истории опасных побегов через океан в покалеченных и шатких судах, трагические расставания и разделенные семьи. Эйлия горела сочувствием к этим несчастным, которых судьба забросила далеко от родины, но не могла не ощущать болезненного интереса. Каково это — пережить такие времена? И еще беженцы принесли с собой аромат чужих стран, мучительно-манящую ауру далекой своей родины, мелькающую в этих лицах, одежде, звучащей в непривычных акцентах чужих земель.
Эйлия вбежала в толпу на причале, протиснувшись среди плотно стоящих тел, голодным глазами глядя на почтовое судно — новый корабль, с прямыми парусами, с корпусом цвета морской зелени. Носовой фигурой ему служила русалка с широким хвостом и золотыми волосами, а название корабля гор-До читалось золотыми буквами на носовых скулах: «Морская дева». Эйлия вздохнула с завистью и восхищением. Подумать только, что вот этот самый корабль ходил к дальним пределам океана, заходил в самые далекие порты мира! Что за счастье — быть моряком и плавать по всем океанам!
Но тут она увидела, как по палубе корабля идет молодой мужчина с волосами песочного цвета, и аж подпрыгнула с криком безумной радости:
— Джейм! Джейм!
Молодой моряк обернулся и помахал рукой:
— Привет, сестренка!
Она пробилась сквозь толпу и прыгнула на палубу через перила.
— Джейм! Отчего ты так долго не писал? Когда ты поступил на этот корабль? Тебя отпустили на берег? Ты был в Маурайнии, в Академии? Там тебе ничего для меня не дали?
— Давай вопросы по одному, сестренка, — улыбнулся он, закидывая на плечо сумку.
Вот так вот. Ничего он ей сразу рассказывать не будет. Проглотив свое разочарование, Эйлия все же спросила:
— А книги, Джейм? Книги ты мне привез? Ты же обещал в последнем письме…
Джеймон улыбнулся во весь рот.
— А я-то думал, что это ты меня так рада видеть. — Снова сбросив сумку с плеча, он пошарил там рукой. — Вот, держи. Полного собрания Барда из Блиссона я не достал, но баллады его привез, а вот «Анналы Королевской…»
Тихо взвизгнув, Эйлия вцепилась в два потрепанных тома, прижала к груди.
— Джейм, спасибо, спасибо! Ты представить себе не можешь, что они для меня значат. Я бы все отдала, чтобы попасть в студенты. Я думала, Академия мне сейчас скажет, приняли меня или нет.
Джеймон с озабоченным лицом отвел взгляд.
— Ну, Эйлия, ты же знаешь, как туда трудно попасть, даже мужчинам. А у богатых сейчас стало модно давать дочерям образование. В общем, туда попадают, как правило, только те, у кого деньги есть.
— Но я все равно подала заявление на прием, — ответила Эйлия. — Хотя, наверное, очень многие тоже подали. Джейм, это же нечестно! Я так хочу узнать все про историю, и про поэтов, и про философию. Я все папины книги перечитала по десять раз, а больше ни у кого здесь читать нечего. А для меня читать — это как мир посмотреть. — Она на миг замолчала, ощущая, как покачивается под ногами палуба в ритме моря. — Будь я мальчишкой, я бы сбежала на «Морской деве», уплыла бы с тобой.
Сказала она это будто в шутку, но неудержимая тяга наполнила ее при этих словах.
— Тебе бы не понравилось быть мальчишкой, — сказал Джеймон, дернув ее за выбившуюся прядь. — Ни тебе ленточек в волосы, ни повздыхать над романтической балладой…
— Ну, да, — поправилась Эйлия, вместе с ним спускаясь по сходням, — я только хотела бы, чтобы девушкам можно было все то же, что и ребятам. Вот ты, например, стал мальчишкой при каюте всего в пятнадцать лет, объездил весь мир, а я только и могу, что дома торчать! — Она обернулась на корабль. — Я наполовину серьезно насчет этого, честное слово. В смысле, чтобы уплыть зайцем.
Джеймон усмехнулся:
— Тебе бы не понравилось. Когда поймают мальчишку-зайца, отправляют юнгой на камбуз.
Она тоже засмеялась:
— Ладно, тогда переоденусь мужчиной и стану моряком.
— Еще хуже! Заставят палубу драить. Поверь мне, жизнь в море — это не жизнь.
— Что-то у тебя не очень недовольный вид, Джеймон Моряк! — Она хлопнула его книгой по плечу. — Ну ладно — сейчас мне надо домой, наверное. Пригласила бы тебя на ужин, Джейм, но только сегодня моя очередь готовить, а ты знаешь, как я это ужасно делаю. Мама изо всех сил старалась меня одомашнить, но каждый шаг ей дается с боем. И тетя Бетт захочет, чтобы ты ужинал сегодня дома, с ней. Но можете с ней зайти потом, и дядю тоже, конечно, взять, если он вернется с моря.
