Эти солдаты, как понял Дамион, шли к святилищу. Снова шевеление в толпе, потом крики — и звук, которого Дамион в жизни не слышал, разорвал воздух.
Это был вопль человека — резкий, отчаянный, полный страдания.
Зимбурийские солдаты возвышались над худощавыми, малорослыми островитянами, и в руках их предводителя что-то было — то ли сверток, то ли свиток темно-коричневой материи. Разумеется, какая-то священная реликвия, вырванная из храма актом намеренного кощунства. Толпа застонала. И вдруг взревела. Мелькнуло что-то, и грузный потеющий капитан споткнулся и постыдно рухнул, исчез под напором тел. Неужто кто-то посмел подставить ему подножку?
В глубине сознания Дамион понимал, что дело пахнет опасностью и надо уходить, но он остался, прикованный к месту разворачивающейся перед ним драмой. Кто-то бежал в его сторону через толпу. Молодой священник не видел этого человека, но за бегущим оставался след машущих рук и покачнувшихся тел — так качается высокая трава, когда по ней бежит зверь. Снова над толпой возникла голова и плечи предводителя зимбурийцев: он сумел подняться, но свертка при нем уже не было. Лицо его стало еще краснее, теперь уже от злости. И он крикнул в толпу по-каански:
— Держи его!
Суматоха смещалась в сторону Дамиона, к переулку, где он стоял. Вглядываясь в налезающие друг на друга тела, он увидел, как мелькнула тощая жилистая фигурка, виляющая среди рук и ног. Мальчишка с виду лет четырнадцати, одетый в нищенские лохмотья, с грязным матерчатым тюрбаном на голове. К удивлению Дамиона, лицо чертенка было таким же, как у него самого, с веснушчатым носом и прядями белокурых волос из-под тюрбана. Уличный мальчишка — с запада! Светлые голубые глаза вскинулись на Дамиона, снова отвернулись, и парнишка стал пробиваться сквозь шевелящуюся толпу.
Под мышкой он держал тот самый сверток.
Зимбурийцы с криками раздвигали толпу ударами мечей плашмя. Двое солдат в черном одновременно бросились на вора, который ловко увернулся, и они столкнулись. Мальчишка перекатился набок, уходя от третьего преследователя, тут же снова оказался на ногах, летя изо всех сил к Дамиону.
— Эй, поп, быстро за мной!
Беспризорник схватил Дамиона за руку и дернул в переулок.
Дамион сам не заметил, как побежал с ним рядом.
— Что у тебя тут?
— Времени нет, — выдохнул мальчишка на бегу. Он быстро оглянулся и произнес мерзкое и отчетливое каанское ругательство. — Я слышу, они бегут сюда. Отнесите это в монастырь, святой отец, а я заманю их в другой переулок.
Дамион не успел сообразить, что происходит, как у него в руках оказался этот предмет. Разинув рот, он только и мог сказать:
— Эй, погоди…
Но парнишка только нетерпеливо пихнул его.
— Беги! — рявкнул он и припустил со всех ног в другой переулок.
Раздались крики — преследователи заметили, куда метнулась их дичь, и бросились следом. Только топот сапог прогрохотал и стал затихать.
Дамион стоял будто вкопанный. «Мне полагалось бы испугаться», — подумал он, все еще не в силах поверить, что это наяву. С каким-то странным любопытством смотрел он, как приближаются зимбурийцы. Потом они завопили, увидев, как стоит перед ними Дамион, служитель соперничающей религии, держа в руках их добычу.
Более Дамион не размышлял. Он повернулся и со всех ног побежал по узкой полоске в лабиринт переулков. В полном смятении мыслей он даже не подумал выбросить сверток: напорот, прижимал его еще крепче. Единственное, о чем он мог думать, был гнев на лице предводителя зимбурийцев и хриплый крик, который донесся тогда из святилища. Глянув мельком на сверток, он с неприятным чувством заметил красный мазок на собственной рясе. Кровь?
Эти задворки оказались настоящей трассой бега с препятствиями: валяющиеся в грязи попрошайки, бесцельно шляющиеся бродячие собаки, кучи мусора, веревки с бельем от стены до стены. Он бежал, пригибаясь и виляя, вскоре запыхался, но не смел остановиться: топот сапог слышался за спиной, доносились ругательства и выкрики — это солдаты налетали на те же препятствия. Он рискнул оглянуться: их не видно было. Подобрав рукой подол рясы, Дамион сделал отчаянный рывок, хотя в боку жгло огнем.
Он даже не знал, какое деяние совершил невольно, но знал только, что возврата уже нет. Разве они поверят, будто он не имел отношения к похищению свертка? Могли бы, если бы он сдался им сразу. Но теперь они уверены, что он соучастник какого-то плана, что был в сговоре с тем мальчишкой в тюрбане… что бы ни было в этом свертке.
Жара стала невыносимой, но он не смел даже остановиться смахнуть со лба струйки пота. Только моргал, когда заливало глаза. Резко завернув за угол, он споткнулся о поломанную тачку посреди мостовой и растянулся во весь рост. Секунду он пролежал оглушенный, тяжело дыша. Потом с усилием поднял упавший сверток и с трудом встал на ноги, держась за перевернутую тачку. При попытке опереться на левую ногу голеностопный сустав пронзило кинжальной болью. Ободранная голень кровоточила. Морщась и вздрагивая от боли, Дамион заставил себя прохромать несколько шагов. Переулок здесь расширялся в продолговатый двор между домами, стены этих домов осыпались и сочились сыростью. На земле была здоровенная куча самого разного мусора — от грязных тряпок и рваной одежды до гниющих овощей. С гудением кружились над ней мухи. За дальней аркой начинался другой мерзкий переулок. Надо бежать — но так болит нога…
Солдаты приближались. И Дамион понял вдруг, что ему не удрать от них — в таком состоянии.
Отчаянным взглядом он обежал двор и остановился на куче мусора.
— Именно так, брат: идут зимбурийцы. Уже одна галера вошла в порт, и армада всего в дне пути от сюда, как я слышал.
Аббат Шан произнес это, не изменившись ни в лице, ни в голосе, но приор Дол в ужасе отвернулся.
— Отец наш небесный! — выдохнул он.
В стенах монастыря Неизменного Покоя, который стоял на втором по высоте из холмов Ярдъяна, царил дух осажденной крепости. Никогда еще не было названия монастыря настолько не соответствующим моменту. Монахи в нарушение традиции превратили священные внутренние покои обители в убежище, и когда-то безмолвные коридоры звенели взволнованным говором беженцев.
— Я думаю, друг мой, что вам и вашим маурийским братьям лучше всего уехать, пока это возможно, — продолжал аббат-каанец тем же звучным и спокойным голосом. — Ваша миссия завершена. Я рад, что мог предоставить вам сегодня убежище, но вскоре и эти стены не смогут вас защитить. Зимбурийцы не питают любви к гражданам западного Содружества, как вам хорошо известно. В гавани еще есть корабли, и охрана купеческого поселка маурийцев согласилась сопроводить туда ваших людей. Соберите своих монахов, брат мой, и езжайте с ними. Завтра для вас уже не будет охраны и не будет кораблей.
Приор Дол грустно кивнул:
— Я сейчас же соберу братьев.
Он с тяжелым вздохом вышел из крытой галереи во двор. Монастырь был триумфом Веры: бывший дворец развлечений, подаренный ордену неким уверовавшим дворянином. С тех пор монахи неустанно трудились, стараясь придать зданиям более строгий вид, закрашивая фривольные картины на стенах и преобразуя женский солярий в часовню. Работа многих десятилетий дала заметные результаты — но скоро от нее ничего не останется. В ветвях строгих кипарисов чирикали птицы и стрекотали цикады, и плескалась вода в синих плитках фонтана посреди двора. Изнуряющий зной обрушился на лысину приора, когда он шел через двор к фонтану, где собрались монахи миссии.
