На колено упала капля. Король поднял голову, но небо было безоблачным. Еще одна капля, и юноша смутно понял, что плачет, хотя устал настолько, что не ощущал даже горя. Небольшими прыжками Каду приблизилась и устроилась в изгибе руки. Согретый теплым прикосновением король смежил тяжелые веки и, каким бы невероятным это ни казалось, уснул.
Свин стоял среди оставшихся на поле битвы мертвых тел.
— Ты знал, что это произойдет! — напал на него Льешо.
— Но ведь и ты тоже знал.
— Нет. — Льешо покачал головой, не желая принимать обвинение. — Об этом мои сны ничего не говорили, и я не знал, что мастер Марко способен поднять против нас похожих на горы чудовищ, иначе обязательно остановил бы его.
— Может быть, и так, — пожал плечами Свин, позвякивая серебряными цепочками. — Что случится, если я уроню этот камень?
Он действительно бросил на землю камень.
— Он упадет, — ответил Льешо, глядя, как камень падает.
У него совсем не было настроения выслушивать нравоучения Свина, однако опыт подсказывал, что уйти от ответов на его вполне очевидные вопросы все равно не удастся.
— А что ты предпринял ради того, чтобы он упал?
— Ничего не предпринимал. Камни всегда падают, когда их бросают.
— Наконец-то ты начинаешь кое-что понимать о мире снов.
Так, значит, суть урока состояла именно в этом. Нет, его вины в случившемся не было. Если бы он предполагал подобный конец, то оказался бы обреченным с самого начала.
— Ты сейчас говоришь точно как Льюка. У него тоже все дороги ведут к одному-единственному концу, который он видит в своих предсказаниях.
— Если то, что он видит, не случается, то это вовсе не пророчества. Просто очередные нереализованные возможности.
Во всех видениях Льюки мир всегда заканчивался хаосом и отчаянием. Отдавая королю своих детей, Динха знала это. На этом поле, где только что погибли трое пустынников, казалось вполне естественным, что юноша думает не о девушке Кагар, которая так стремилась стать воительницей, а о Динхе, матери своего народа. Судьба исказила не только его собственный путь. Вернее, судьба и мастер Марко. Льешо знал, кто поднял из недр земли страшных каменных чудищ. Но знал он также и то, что необходимо делать дальше. Это ему подсказал давний сон — очень далекий, который Льешо увидел еще до падения Акенбада. Он мог бы, конечно, просто уйти, не выполнив задания, но юноша не сомневался, что именно в том сне заключалась причина гибели и гарнских воинов, и пустынников. Так что необходимо закончить дело погибших и отомстить за них. Реальность отличалась от сновидений; это стало ясно, как только король подошел к лежащим на гарнской земле телам убитых ташеков. Страшно зияли пустые глазницы, мрачно белели обклеванные кости.
— Жемчужины Великой Богини должны быть именно здесь, — проговорил Льешо, опускаясь на колени возле пустынника, которого сумел узнать только по легким, просторным одеждам. — Иначе все эти смерти — впустую.
— Да, — глубоко вздохнул Свин и согласился: — Впустую.
Юноше не хотелось ни вглядываться, ни тем более прикасаться к телам. Но Льешо хорошо помнил рассказанную Свином историю о чудовищах, которые вырывали из груди своих жертв сердца, вставляя на их место камни. Сжимаясь от ужаса, юноша раздвинул порванные одежды и застонал от боли и страха. Он увидел, что в расклеванной, истерзанной грудной клетке воина на том месте, где должно было бы находиться сердце, тускло поблескивает большая черная жемчужина.
— Не могу, — прошептал Льешо и крепко сжал руки, отказываясь сделать то, что ему предстояло.
— Но ты должен, — напомнил Свин.
— О Богиня! — Пытаясь достать жемчужину, король не мог сдержать жалобы. — Ты требуешь слишком многого!
— Это еще не все, — заметил Свин. — Подожди немножко, скоро узнаешь.
Льешо встал, вытер жемчужину о куртку и положил ее в висевшую на шее ладанку, где уже хранились другие, найденные и в сновидениях, и наяву. Сейчас, впрочем, не хватало той из них, которая обычно держалась в одиночестве, на серебряной цепочке. Но так бывало всегда, когда рядом расхаживал Свин. Когда сон закончится, жемчужина вернется на свое место.
А пока Свин водил молодого короля по траве от тела к телу. Возле каждого Льешо останавливался и опускался на колени. Между ребер второго и третьего из убитых он жемчуга не обнаружил; вместо него там оказались маленькие камешки, которые джинн велел немедленно выбросить.
— Людские сердца — самое сладкое лакомство для каменных великанов, — объяснил он. — Когда они их сжирают, то взамен, чтобы напомнить о себе, оставляют небольшие булыжники — это что-то вроде сломанного ногтя. По этому следу и можно определить, что убийство — дело их рук.
— Нет, — возразил Льешо, — их присутствие ощущается особенно остро, когда они взлетают в небо и хватают тебя за горло.
— Тоже верный признак, — согласился Свин.
Они прошли дальше и остановились возле тела, одетого в обрывки длинной гарнской туники. Гибель гарнов не вызывала у короля Фибии острого горя. Конечно, Таючит нравился ему, но все же доверять ему полностью пока что нельзя, равно как и всем остальным гарнам. Самым надежным казался Есугей, и Льешо возблагодарил Богиню за то, что его нет среди мертвых. Еще шаг — и юноша едва не наступил на грызущего ткань горностая.
— Пошел отсюда!
Животное не послушалось, и Льешо поднял ногу, чтобы отшвырнуть его.
Свин тронул его за плечо.
— Это его сын.
Приглядевшись, Льешо заметил, что на самом деле зверек вовсе не грызет одежду убитого воина, а тычется мордочкой ему в грудь, орошая ее слезами.
— Болгая? — уточнил король. Джинн кивнул.
В разведку посылали только закаленных в боях воинов, а вовсе не юнцов возраста Таючита и его товарищей. Однако даже ровесники Есугея и хана когда-то имели отцов, хотя трудно было надеяться на встречу с ними. Должно быть, джинн понял мысли спутника, потому что глаза его блеснули мрачным, сардоническим юмором. Но ведь в том, что Льешо ничего не знал об отцах отцов, вовсе не было его вины. Жизнь сложилась так, что юноша вообще очень плохо разбирался в семейных отношениях.
— Что он делает?
— Пытается вытащить камень. — Свин опустился на землю и нежно погладил зверька по голове. — Камень удерживает душу погибшего здесь, в долине, и она не может ни спуститься вниз, в подземный мир, чтобы соединиться с предками, ни вернуться в колесо жизни, чтобы возродиться в новом теле.
Словно впервые заметив присутствие посторонних, что вполне объяснимо при столь глубокой печали, горностай положил голову на колено Свина. Тяжело дыша, он издал долгий, пронзительный крик, едва не перевернувший душу Льешо. Юноша не тронул зверька, помня о следах зубов на пальце Таючита, а просто очень осторожно опустился на колени.
