— Вождь утверждает, что его хан не замышляет против нас дурного, и я ему верю.
— А я вот совсем не верю. Император Шана не слишком хорошо провел время в Гарнии, и тем не менее ты куда меньше доверяешь родным братьям, чем совсем незнакомому человеку из стана врагов.
У Льешо в душе роились собственные сомнения, а потому он не мог всерьез винить братьев за их беспокойство. Спящий в повозке мастер Ден, казалось, не слишком беспокоился о жизни своего ученика, и все же принц считал, что, положившись на него, принял верное решение. Во всех битвах учитель оказывался рядом, готовый поддержать и защитить. И если вдруг сейчас отряду предстоит столкнуться с предательством, лукавый бог снова окажется на высоте. Но Балар вызвал к жизни призрак более серьезной угрозы, и Льешо не знал на нее ответа.
— Дело не в том, что я не доверяю тем действиям, которые ты считаешь правильными, — начал принц, но запутался в собственных словах и замолчал, обдумывая продолжение.
Балар, однако, ждать не стал.
— Ну конечно. Ты просто не доверяешь самой идее «правильного», — возразил он. — Зато ты так уверен в Шокаре, словно он и есть та самая земля, по которой ты ступаешь. А когда думаешь об Адаре, твои глаза наполняются неизбывной тоской.
— Дело не в тебе…
Льешо хотел продолжить: «А во мне», но Балар, горько усмехнувшись, перебил:
— Знаю. Дело в Льюке. Хотелось бы только знать почему.
И в этот самый момент Льешо наконец понял почему.
— Как со мной рядом оказался Шокар? — уточнил он.
— Привел фибское войско сражаться против гарнов. Конечно, их слишком мало, но они все-таки пришли.
— А где Адар?
— В плену, страдает за это самое твое испытание.
Балар и сам начал понимать, к чему клонит брат. Льешо же видел, как отдельные кусочки складываются в мозаику, но все-таки задал следующий вопрос:
— Как оказался здесь ты?
Балар задумался, внимательно глядя принцу в лицо.
— По-моему, я знаю, — медленно произнес он.
Льешо не стал добиваться ответа, а задал следующий вопрос:
— Кому именно служит Льюка?
Братья знали: намерения Льюки могут быть благородными, но он поставил собственную волю выше требований испытания Льешо, и, возможно, из-за этого пала империя Шан. Из-за этого же мог умереть Адар.
— Он был не один, — попытался Балар защитить старшего брата. Они провели бок о бок много лет, обучаясь у ног Динхи. — Толкователи снов Акенбада тоже просили доставить тебя к ним.
— А теперь все они мертвы.
Принц ничего не мог с этим поделать, и давно сдерживаемый гнев сам собой вырвался наружу.
— Шу прекрасно сознавал опасность, на которую шел. Что ни говори, а он ухаживал за самой богиней войны! Но вы оба не имели ни малейшего понятия о той разрушительной силе, которой наделен мастер Марко! И все же вмешались. В результате погиб Акенбад. Скоро придет очередь умереть Харлолу и тем пустынникам, которые пришли вместе с ним. А ведь они никогда бы не вышли за пределы пустыни Гансау, если бы сочли собственную волю Льюки более значимой, чем испытание Льека!
— Он хотел всего лишь защитить тебя.
— Я — правитель. И это мое испытание. Если Льюка хочет быть регентом, пусть поборется за это право с Чи-Чу. Ну а если ему повезет в схватке с моим учителем боевых искусств, то он сможет помериться силами даже с самой госпожой Сьен Ма.
— Ты понимаешь, что говоришь? — Балар схватил лошадь Льешо под уздцы, едва не потеряв при этом равновесие. Однако он твердо вознамерился сказать свое слово. — Ты общаешься с самой опасной из смертных богинь и хочешь, чтобы мы не волновались!
В ответ Льешо горько рассмеялся:
— Обман и война были моими суровыми учителями на протяжении всего долгого пути между степями и морем. Каким же я мог стать в итоге, если не опасным?
— Все сделанное ранее можно изменить, — возразил Балар. — Я хочу вернуть своего братишку.
С болью во взгляде Льешо печально покачал головой:
— Тот ребенок давно умер.
Больше сказать было нечего, а потому принц пришпорил лошадь и помчался вперед, оставив брата смотреть вслед.
— Добро пожаловать, юный принц.
Есугей приветствовал Льешо торжественным наклоном головы. Юноша поравнялся с вождем и на торжественное приветствие ответил простым «Добрый вечер».
Льюка молча, с решительным видом попытался занять место справа от принца. Однако ни Каду, ни Бикси не собирались уступать. Пронзив упрямцев взглядом, Льюка встал во втором ряду, возле Балара, который после разговора с Льешо казался очень задумчивым.
Отряд скакал быстро, но расстояние почти не сокращалось. Льешо настороженно взглянул на вождя, и тот в ответ понимающе улыбнулся.
— Мало кому из чужестранцев приходилось видеть город Чимбай-хана, — пояснил он. — Обычно рассказывают о том, как мы пасем стада и охотимся.
— Да, а еще о вас судят по карательным отрядам. — Льешо поежился, словно замерзая. Гарнский вождь решил, что изучил своего гостя во время беседы в тылу отряда, возле повозки. Но лишь теперь, перед лицом огромного вражеского поселения, принц открыл свои истинные чувства. — Застывший в глазах убитых ужас и слезы рабов, которых вы увозите с собой, говорят куда громче, чем песни степных пастухов.
Есугей откинул голову, словно его ударили.
— Далеко не все улусы воюют против своих соседей, — парировал он, — однако мирный народ не сочиняет песен.
— Народ Фибии сочинял очень красивые песни — до тех пор, пока гарны не разорили его страну.
В этой словесной дуэли Льешо не мог позволить себе проиграть.
Однако Есугей сумел нанести острейший, почти смертельный удар:
— У нас есть такая загадка: какова цена тому человеку, который слишком высоко поднимает голову, стремясь оказаться выше своих соседей? Ответ: топор по шее. Облачная страна поставила свои красоты выше забот простых людей и начала разводить чудеса так, как наши кланы разводят лошадей.
Льешо еще не приходилось слышать, чтобы Фибию называли Облачной страной. Название сразу напомнило лечебницу, которую Адар построил высоко в горах. Принц вспомнил, как однажды, придя в себя после лихорадки, увидел, что окно словно кружевом закрыто облаками. Воспоминание разбередило рану, однако сердце открылось навстречу новому имени родины и приняло его. Есугей заметил пробежавшую по лицу юноши тень боли, однако не понял ее истинной причины.
— Чимбай-хан не интересуется делами юга, — заявил он, защищая честь родного улуса. — Однако если бы он был Гур-ханом из Золотого города, то непременно организовал бы пристальное наблюдение над висящими над собственной шеей топорами.
Золотым городом в просторечье называли Кунгол, и вместе с караванами это название отправилось странствовать по миру. Легенды гласили, что город настолько богат, что даже дома самых низших его граждан сделаны из золота. На самом деле, конечно, ничего подобного не существовало: ни удивительного богатства, ни золота. Просто покрывающая дома штукатурка имела желтый цвет. Как только открывался караванный путь, строителям сразу прибавлялось работы: приходилось постоянно чинить дома, так как глупцы откалывали от них целые куски.
