Он поклонился с ухмылкой на лице, и Льешо почувствовал себя крайне неуютно.
Вверх по широким ступеням, вниз по коридору, снова вверх, на этот раз по более скромной лестнице, на каждом этаже — по паре одинаковых охранников. Наконец господин Чин-ши остановился у комнаты с кроватью такой ширины, что она вместила бы всех гладиаторов барака. Льешо заколебался. Он знал, как мало прав у раба и что произойдет, если он поведет себя неподобающим образом…
Господин Чин-ши прошел мимо кровати к двери в углу комнаты.
— Идем со мной, — сказал он, открыл дверь и поманил юношу рукой.
Льешо повиновался и очутился в мастерской, как у Марко, только лучше освещенной и с более свежим воздухом, который напомнил ему о Кван-ти. Он улыбнулся, сам того не заметив.
— Сядь.
Господин Чин-ши показал на стул в углу около открытого окна с дикими цветами, сохнущими на ветерке. Льешо изучил пол, но не обнаружил металлических колец, чтобы приковывать рабов, поэтому он сел и расслабился в лучах солнца, игравших на его лице; бриз разносил по помещению аромат растений. Господин Чин-ши пододвинул табурет на трех ножках и тоже сел, опершись локтями о колени, а подбородком о дугу, образованную сцепленными пальцами. Он оглядел Льешо задумчиво, хмуро, но не угрожающе, что напомнило ему мастера Якса и их разговор в оружейной. Юноша боялся, что может забыться, сказать что-нибудь не то, а если правда известна господину, то он уже в опасности. Льешо попытался моргать, якобы ничего не понимая, но Чин-ши только рассмеялся.
— Кто же ты? — пробормотал он сам себе, не ожидая ответа. — Раб с жемчужных плантаций, сидящий в лаборатории благородного человека так же вольно, как на гладиаторской скамье. Ты, видимо, считаешь, что притворяться дураком — защита лучше, чем строить из себя мудреца.
— Я не притворяюсь дураком. — Льешо почувствовал, что надо возражать, несмотря на опасность наговорить лишнего. — Люди, которые задают глупые вопросы, не должны винить дающих такие же глупые ответы.
— Довольно справедливо. — Господин Чин-ши встал и прошел к чистому столу, на котором стояла мензурка, наполненная красной жидкостью. — Я постараюсь не задавать глупых вопросов.
Льешо зарделся от смущения и от немалого страха. Он не хотел оскорбить Чин-ши, но понимал, что его светлость вполне мог воспринять это таким образом. Однако господин мягко посмеялся, как над личной шуткой. Казалось странным, чтобы хозяин острова лицемерил перед собственным рабом. Перед тем как перейти к серьезному опросу, господин Чинши подошел к нему с мензуркой. От улыбки не осталось и следа.
— Знаешь, что это?
— Кровь? — Льешо помахал над мензуркой рукой, чтобы пары дошли до его носа. — Нет, не кровь, — поправил себя он. — Пахнет как морские водоросли.
— Недурно, — оценил господин Чин-ши. — В Паралипоменоне это называют Кровавым Приливом. — Он смотрел на мензурку с той суровостью, которой Льешо собирался одарить солдат врага. — Это явление чумой находит на море убивая все живое. Жемчужные плантации уже погибают. Неведомые создания выбрасываются на кровавый берег, чтобы задохнуться на суше.
Голос господина Чин-ши стих, выражая глубокую печаль. Льешо помнил морского дракона, спасшего его жизнь, и представил, как тот лежит мертвым на берегу. Он опустил голову, разделяя горечь с хозяином. Последовавшие слова застали юношу врасплох, как неожиданный нож у горла.
— Мастер Марко клянется, что Кровавый Прилив — проклятие ведьмы, Кван-ти. Он говорит, что мы должны найти ее и сжечь, чтобы восстановить гармонию меж землей и небом. Только тогда море будет вновь давать плоды.
— Если ищете проклятия, — огрызнулся Льешо, — приглядитесь поближе к своему дому, а целителям позвольте спокойно работать.
— Мастер Марко также утверждает, что ты отлучался из лагеря в день исчезновения ведьмы и знаешь, где она.
Кончики пальцев господина Чин-ши побелели в тех местах, где прикасались к мензурке с красной смертью. Льешо вздрогнул, а хозяин нахмурился от сосредоточения, осторожно опуская сосуд на пол между ними.
— Скажи мне, куда она ушла, мальчик.
У Льешо закружилась голова от неожиданного приступа страха. Он забыл свое место, одурманенный спокойствием господина и атмосферой благополучия, пронизывающей солнечную комнату. Юноша и не помнил, как опасен человек, сидящий перед ним. Одним словом он мог приговорить его к смерти, и никто не оспорит его право на это. Однако горечь за умирающее море в глазах Чин-ши была искренней. Льешо расставил все по местам: хозяин любит море, оно под угрозой смерти, мастер Марко сказал ему, что Льешо может остановить этот процесс. Единственная проблема — он не может.
— Не знаю, где она, — ответил юноша. — Да, я пытался предупредить ее, но она исчезла еще до того, как я ушел из лагеря. Никто не видел, как она уходила, и не мог сказать мне что-либо о ней. — Льешо выпрямил спину, как тысячу раз делал его отец в Кунголе, хотя он едва помнил об этом сейчас и лишь хотел, чтобы господин поверил ему. — Кван-ти не больше ведьма, чем вы, она не смогла бы причинить вред морю.
Господин Чин-ши виновато съежился от слов Льешо и посмотрел на мензурку на полу. Он ничего не ответил на приведенное сравнение; тогда юноша лишь добавил:
— Кван-ти — целительница. В живой целительнице люди нуждаются больше, чем в мертвой ведьме.
— Сдается, что у меня не будет ни того, ни другого. — Господин Чин-ши подобрал сосуд и поднялся с табурета. Он отвел Льешо в спальню, на резном лакированном столе стоял поднос. — Ты, должно быть, голоден. Бери, что хочешь. Для твоей же личной безопасности ты проведешь ночь в этих апартаментах и вернешься в лагерь утром. Отдыхай — никто не побеспокоит тебя. Ты умеешь читать?
Льешо кивнул и понял, что не стоило признаваться в этом. Господин Чин-ши, казалось, не заметил внезапную неловкость юноши и показал на третью дверь комнаты:
— Там библиотека, если тебе станет скучно.
С этими словами господин Чин-ши вернулся в лабораторию. Льешо остался один с полным столом еды и огромной кроватью.
Сначала он предался соблазну пищи: блинам с начинкой из трав и лука-шалота, холодным и горячим клецкам, рису и просу, свинине, политой полудюжиной разных соусов, фруктам, растущим по всему острову и привезенным издалека. Испробовал чай и спиртной напиток, от которого хотелось кашлять и чесалось в носу.
С полным желудком он прошелся по комнате, изучил деревенские пейзажи, нарисованные на дверцах шкафа и покрытые лаком, пощупал пальцами резные фигуры из нефрита, горного хрусталя и слоновой кости, расставленные кругом на изящных столах. Юноша избегал в своем доскональном осмотре лишь кровати. Заглянув во все ниши и альковы опочивальни господина, он устремил взор к библиотеке.
Льешо решил противостоять ее притягательной силе, потому что воспоминание о книгах было связано с образом его матери, а он не хотел, чтобы господин Чин-ши застал его рыдающим над каким-нибудь философским сочинением. Однако спать было рано, одна дверь осталась неизведанной. Льешо со скрипом отворил ее и зашел внутрь, невидимая рука словно обвила его шею холодными пальцами. В центре, на толстом ковре, стояла парта с низкой скамейкой. Под единственным окном, занавешенным расписным пергаментом, располагалась тахта с подушками, а рядом — стол с керосиновой лампой. Полки занимали стены от пола до сводчатого потолка и шли вплоть до крыши, где вместо черепицы было вставлено толстое стекло. Широкий деревянный шест подпирал люк, он убирался во время дождя, чтобы через небесное окно не намокло содержимое библиотеки. Полки, разделенные на отделы, были заставлены скрученным бамбуком, свитками из пергамента и тяжелого шелка.
