– Нет, конечно, не плохо. Но отравление магией произошло из-за большой злобы, и выброс этой злой энергии произошел, скорее всего, не во времена Великой войны, а до нее. Разрушений нужно избегать любой ценой, но иногда мне кажется, что великая луна охотников снова может занять в нашей жизни важное место.
Бахль резко сменил тему:
– Вы решили идти в Сиул пешком? Но это же так далеко, Даже для белоглазого.
Тиник громко откашлялся.
– Во-первых, я не люблю ездить верхом и самих лошадей тоже не люблю. Во-вторых, кони платят мне той же монетой – лошадь дважды сбрасывала меня в загоне, когда я был еще мальчишкой, и с тех пор я им не доверяю. Знаю, вы интересуетесь моим происхождением… Потому и захотели, чтобы я вас сопровождал, так?
Бахль кивнул.
Они уже шагали посреди широкой улицы в районе храмов.
– Что ж, я – не мой брат, это точно, но у нас есть кое-что общее, – сказал Тиник. – Наверное, я буду добираться до Ломина дольше, чем добирался бы он, но путь всегда можно срезать, когда идешь пешком, и я передвигаюсь быстрее любого обычного человека.
– Вы не считаете себя обычным человеком?
– А вы бы на моем месте таким себя считали?
Бахль задумался. Хотя Тиник и выглядел обычным, вряд ли ему удалось бы долго скрывать, что он все-таки иной.
– Возможно, не считал бы. Хотя быть обычным вовсе неплохо. А что насчет детей?
– Есть ли у меня дети? Нет, хотя женщины у меня были. В этом я, наверное, мало отличаюсь от белоглазых.
– Магия?
– Я… – Тинику явно не понравился вопрос. Бахль молчал, давая спутнику собраться с мыслями. От прямого вопроса невозможно увильнуть. – Я слегка чувствую магию – так, по крайней мере, я себе это объясняю. Магические способности моего брата довольно слабы, но он может творить заклинания. Со мной все обстоит по-другому. Я могу охотиться и сражаться лучше прочих, я больше других замечаю и понимаю, у меня острее зрение, чем у обычных людей.
– А какую вы платите за это цену?
– Милорд?
Бахль не смог сказать, притворяется Тиник или искренне не понимает вопроса.
– Цену, Тиник. Какова цена таких способностей? Ничто не дается даром. Иначе нарушилось бы равновесие в природе.
– Не знаю, – почти шепотом ответил лесничий. – Мне кажется, мне еще предстоит расплачиваться. В следующем году мне стукнет пятьдесят, а выгляжу я на тридцать. Притом становлюсь все сильнее.
– Сильнее?
– Мой брат тоже это заметил. Несколько дней назад мы впервые за два года встретились, и когда я обнял его, он сразу почувствовал, что я стал сильней.
– Любопытно.
Они уже дошли до Лесных Ворот. Замерзшие листья не шуршали, вокруг стояла полная тишина. Бахль повернулся к лесничему:
– Будем двигаться бегом, пока не зайдет луна. Думаю, вы от меня не отстанете.
И Бахль перешел на легкий бег, не дожидаясь ответа; он старался бежать так, чтобы спутнику все время нелегко было держаться с ним вровень. С легким вздохом вокруг них сомкнулась лесная тьма. Они бесшумно бежали под покровом свисающих ветвей, в просветах которых мелькали залитые лунным светом вершины гор.
Расставшись с Тиником, Бахль продолжил путь один. Он шел заброшенными горными тропами, поэтому никого не встретил в пути. Подножия гор были угодьями пастухов и лесных смотрителей: суеверия и отсутствие пахотных земель удерживали других людей подальше от этих мест.
Рано наступившая зима иссушила и согнула деревья, под ногами потрескивали опавшие листья. Кряжистые дубы и ольхи раскачивались на ветру, их ветви касались ветвей обнаженных серебристых берез. Деревья и кусты отяжелели от непрерывного дождя и мокрого снега. Очень скоро вся жизнь в лесу замрет и наступит пора метелей.
Бахль направлялся в небольшой монастырь, находившийся в вотчине сюзерена Кеда. Места здесь были суровые: земли Кеда лежали хоть и в лесистых, но возвышенных местах, поэтому их продувал ветер, долетающий с гор.
Монастырь этот сильно отличался от обычных городских монастырей, где монахи и монахини принимали живое участие в повседневной жизни простых людей. Здесь же люди находили как уединение, так и место для воинских упражнений. Монахи руководили послушниками в тех боевых искусствах, которые выбирали для себя новички.
Бахль был знаком со здешними капелланами, фанатичными монахами-воинами, принадлежащими к различным боевым подразделениям, зато плохо знал остальную братию. Все дела с кардиналами культа Нартиса были поручены Лезарлю, а сам Бахль не имел времени на священников и пастырей.
Уже наступил вечер, когда герцог наконец увидел частокол вокруг монастыря. Все это утро он пытался прийти в себя после заклятий, к которым ему пришлось прибегнуть минувшей ночью. Не в силах больше оставаться в неведении относительно того, что же сейчас происходит на западе, он распростер свою магию над лесами и почувствовал эльфийскую армию, как почувствовал бы гноящийся нарыв.
Оказалось, что армия эльфов держится в самых темных лесных уголках. Она разделилась на три отряда, каждый из которых высылал вперед разведчиков, а магические дорожки тянулись еще дальше. Вся армия была как туго натянутый лук, готовый выстрелить, едва появится дичь. Бахль надеялся, что ему удалось достаточно серьезно спутать магические сети эльфов.
Входом в монастырь служили простые каменные ворота, из караульного помещения струился свет. В караулке имелась крыша, но сквозь узкую бойницу в стене туда задувал ветер. Бахль заметил внутри дрожащего послушника – даже несмотря на разожженный огонь, внутри должно было быть страшно холодно. Несколько часов на посту, и послушник будет не в состоянии поднять тревогу, даже если и увидит кого-то… С другой стороны, трудно надеяться найти комфорт в монастыре.
Бахль побежал быстрее, бесшумно преодолев поросший травой луг перед каменным прямоугольником монастыря. Послушник отвернулся в другую сторону, вглядываясь в голые деревья. Одним прыжком Бахль перемахнул через частокол и приземлился на дорожке, ведущей к башенным воротам.
Стражник услышал шум и нашарил было оружие, чтобы тут же выронить его при виде Бахля в синей маске, целящегося в него из лука. Некоторое время молодой человек лишь изумленно взирал на герцога, а когда тот двинулся к нему, вскрикнул. Бедняга совсем забыл про свой лук, сначала сражаясь с занавесью, прикрывающей вход, потом – с засовом… Когда же он наконец открыл дверь, Бахль был уже совсем рядом. Перепуганный страж рухнул на колени в дверном проеме и молитвенно сложил под подбородком руки в перчатках.
– Л-л-лорд Нартис, – благоговейно прошептал он. Бахль остановился, удивленно фыркнув.
– Не глупи, парень, – бросил он и направился к пандусу, ведущему в каменный дворик.
Он остановился, соображая, куда направиться дальше, и рассматривая внутренний двор монастыря. По столбам дыма можно было понять, где находятся спальни. За спиной Бахля остались башенные ворота, справа и слева тянулись конюшни и хлева. Спален было две: одна – для послушников, вторая – для монахов. Прямо перед Бахлем была часовня, и судя по просвечивающему сквозь розоватые стекла пламени свечей, герцог успел вовремя: свет, зажженный во здравие аббата, будет погашен лишь тогда, когда аббат минует ворота смерти.
