– Можете требовать, что хотите и сколько хотите, – оборвал ее Изак. – Мы будем ехать, пока я не решу, что пора отдохнуть. Если в том месте окажется гостиница, мы остановимся в ней, но, как только мы проедем крепость Нерлос, придорожных гостиниц станет мало и не все города будут рады принять отряд вооруженных людей.
– Леди Интрол дала мне подробные наставления касательно своей дочери, – пробормотала госпожа Даран, обиженно надув губы.
По ее лицу Изак понял, что она думает о белоглазых.
– Мнение леди Интрол меня не интересует.
Изак, хотя и был страшно зол, старался осторожно выбирать слова, не желая слишком сильно обидеть семью Тилы, – все-таки девушка была его другом. Но он знал, что ему не удалось полностью совладать с выражением своего лица… Эта ведьма долго не протянет, если будет все время его злить.
– Меня волнует только одно – сумеем ли мы добраться до Нарканга раньше треклятой Серебряной ночи, – объявил он в сердцах – и с удовольствием заметил, как вздрогнула госпожа Даран, видимо, борясь с желанием сделать замечание по поводу его грязного языка. Изак решил почаще сквернословить, чтобы скрасить скуку путешествия.
– Изак, вы не можете изменить обычай, поэтому, если все-таки хотите ехать быстрее, давайте прекратим пререкания. – Но во время этой отповеди Тила то и дело переминалась с ноги на ногу – езда в новом седле давала о себе знать.
Изак передернул плечами и сердито зашагал к своим коням. Спор можно было отложить до того момента, как Тила перестанет упрямиться. Посмотрим, каково ей придется после первой ночевки на голой земле. Кранн переложил поклажу с одного коня на другого, погладил шоколадные бока Мегенна там, где их натерла поклажа, поправил седла и любовно потрепал обоих скакунов по холкам. У коней были разные характеры: Торамин был горячим жеребцом и обладал невиданной силой, а мерин Мегенн был старше и беспрекословно слушался хозяина. Оба коня без особого труда выдерживали вес кранна, но, по наблюдению Изака, только Торамин иногда пытался перейти в галоп. Временами Изак чувствовал, как напрягаются мышцы коня под гладкой темной шкурой, и тогда приходилось натягивать удила, чтобы стало ясно, кто здесь главный.
Изак немного понаблюдал за своей свитой.
Карел успел завоевать признание «духов» благодаря веселому нраву и выдающимся воинским навыкам, которые не ослабели с годами. А репутация Везны гарантировала ему уважение в любой казарме. Но гвардейцы предпочитали держаться подальше от Михна, и тому приходилось довольствоваться компанией двоих проводников. Вот и сейчас эта троица сидела поодаль от остальных, причем Михн устроился так, чтобы все время видеть и Изака, и дорогу впереди.
Проводники, сопровождавшие отряд, были людьми со странностями: эти нелюдимые лесничие откровенно пренебрегали обществом людей, которые не отвечали их требованиям. Зато Михн прекрасно вписался в их компанию.
Самым разговорчивым среди лесничих был могучий северянин Борл Дедев. Второй, Джейл, был родом из Тиры; вполне возможно, что этот жилистый невысокий человек осиротел в детстве и его взяли во дворец – во всяком случае, фамилии у него не было. Многие будущие лесничие в младенчестве были оставлены у ворот дворца матерями, отчаявшимися вырастить своих детей. Если родители не находились или отказывались от ребенка, как сделал отец Изака, фамилию таким детям не давали. Как Бахлю и Изаку, Джейлу предстояло заслужить ее самому.
Изак решил, что пришла пора кое-что прояснить, и окликнул Михна.
Он еще не договорил, как тот уже поднялся, как всегда прихватив с собой дубинку. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Изак отвел чужестранца в сторонку, туда, где никто не мог их подслушать.
Вчера Борл коротко постриг Михна, и теперь бывший пленник выглядел еще более мрачным.
– Мы вернемся домой только через год, – начал Изак. – Даже больше чем через год.
Он тщательно обдумывал каждое свое слово.
– Не знаю, что нас ждет, и с каждым днем будущее кажется мне все туманнее.
Он тяжело вздохнул – ему не нравилось быть таким навязчивым.
– Я хочу узнать вашу историю, Михн. Вы почти ничего о себе не говорите, а если я не понимаю собственную тень, как мне понять народ Ланда?
– Милорд, – спокойно ответил чужестранец. – Я уже говорил, что родился в племени на северном побережье…
Изак раздраженно ощерился.
– Я не это имел в виду. Вы слишком мало рассказываете, значит, вам ничего не стоит меня обмануть. Ни один житель племени не говорит так хорошо на языке фарланов. А ваш выговор лучше моего. Никто из простых людей не может двигаться так легко, как вы, даже ученики Керина, а он тренирует самых лучших. Я сильно сомневаюсь, что хоть один из агентов Лезарля сможет долго выстоять против вас. Шалат готов был на коленях молить Бахля, чтобы тот взял вас к себе наемным убийцей, – он даже пообещал, что все его племя принесет присягу верности Фарлану в течение полугода.
Михн вздрогнул. Казалось, мысль о том, чтобы стать наемным убийцей, была ему противна, хотя он и не являлся противником насилия. Михн не смотрел Изаку в глаза, беспрестанно вертя в руках дубинку.
– Ну, так что? Вам нечего мне сказать? Я видел, как вы деретесь. Либо вы очень проворный истинный эльф, либо арлекин, либо…
Изак не договорил – Михн содрогнулся, широко распахнув глаза. Изак решил, что чужестранец то ли страшно разозлился, то ли испугался. Но силы вдруг оставили Михна, и он опустился на колени, жадно хватая ртом воздух, словно в приступе удушья.
Изак растерянно смотрел на своего вассала, потом присел перед ним и положил руку ему на плечо, чтобы успокоить и не дать упасть. Но не успел он найти нужные слова, Михн вдруг заговорил сам:
– Умоляю, не прогоняйте меня. У меня ничего нет, я сам – ничто. Моя жизнь… – он вдруг перешел на незнакомый Изаку язык, видимо, свой родной.
Наконец Изак догадался.
– Вы – арлекин?!
В это трудно было поверить. Об арлекинах почти ничего не было известно. Никто не знал даже, откуда они взялись, а тем более – как им удавалось помнить столько историй и песен. Эти женоподобные существа были рассказчиками, всегда носили с собой пару узких мечей, украшали свои одежды алмазами, а лица прикрывали белыми масками. Они сами казались такими же мифическими существами, как и герои их повествований.
– Я – ничто, – снова повторил Михн, словно в трансе. Потом наконец поднял на Изака глаза и немного успокоился. – Я неудачник. А на меня возлагались огромные надежды, все старейшины уверяли, что я стану лучшим из лучших. К восемнадцати годам я превзошел своих учителей в фехтовании.
– И что же случилось?
– Я провалил последнее испытание. Нас осталось всего трое. К этому испытанию допускались лишь те, кто обязательно должен был его пройти. А я провалился.
– Как?
– На последнем испытании нужно было рассказать длинную сагу, которая излагается не меньше дня, а я… Я не смог вспомнить свою сагу, ни единого слова, ни единого имени, ни единого названия. Я всю жизнь готовился к испытанию, учил все языки Ланда, все диалекты и акценты, повторял истории, дарованные нам богами, выучил все пьесы, голоса всех животных и различия в речах мужчин и женщин. А на испытании не сумел вспомнить ни единого слова, хотя то была моя любимая история, я помнил ее с десяти лет.
