— Зачем же Богу, — вымолвила сквозь всхлипы Элина, — потребовались мои мучения? Какой же он после этого Всеблагой?
— Не говори так, девочка, не давай гневу овладеть собой. Человеку позволено лишь догадываться об истинных намерениях Творца, но никак не судить их. И не слишком ли мы переоцениваем собственные беды? Пророки принимали мученическую смерть, святые отдавали безропотно жизни ради служения Господу. Какие же напасти сумели поколебать веру в твоем сердце? Поведай старику, чтобы горе не выжигало душу, не таись...
— Я... я все равно убью этого негодяя... рано или поздно...
— За что?
— Он был среди тех... бандитов, которые меня похитили. Думал, поди, не опознаю его мерзкую рожу? Да мне достаточно было на руку его взглянуть! Я их всех там запомнила... и не прощу...
— Ну и что? — фыркнул пират. Иигуир только теперь обратил внимание — на левой руке его не хватало двух пальцев. — Я и так не скрывал своих занятий, не пирожками на рынке торговал, правда. Всего-навсего другая работа.
Глаза девушки вновь сверкнули.
— Ты, мразь, людьми торговал! И меня повез сюда, на запад, чтобы продать, ровно скотину какую! И попался-то, небось, когда денежки, вырученные за меня, пропивал! Жаль, шибенице теперь подождать придется, хоть одну сволочь стража повесила бы заслуженно.
— Вот ведь дура-то! А сама где бы тогда осталась? Полковой девкой в крепости? Я-то сразу бы преставился, а тебя, полоумная, еще помучили бы месяц-другой. Там и покрепче бабы дольше не задерживались.
— И все равно продал, погань! — Иигуир едва удержал рванувшуюся Элину. Казалось, она готова была расправиться с врагом и голыми руками.
— Ремесло такое, дура! Ничего необычного с тобой не сотворили. И ярится она, господа, не за рабство вовсе, а за то, что сразу после налета отодрали ее всей ватагой. Целомудрие, конечно, дороже стоит, да уж больно брыкалась, коза. Ну и... пустили... по рукам, потешила сразу всех.
— Вот уж и не всех! — прошипела девушка. — Как раз у тебя-то, старая тварь, ничего и не поднялось. Как ни пыжился!
— Врешь, сучка! — рявкнул пират, но в драку опять-таки предпочел не бросаться.
— Не вру! Вся шайка над ним хохотала. И сдали его наверняка свои же дружки. Продали страже, как и меня, только гораздо дешевле. Недорого такая гнилая мразь стоит!
— Брехня! — подскочил пират. — Не можешь ты этого знать!
— А вот и могу! А вот и собственными ушами слышала шептания вашего... Остряка. Дескать, надоел старик, брюзжания много, а пользы — с воробьиный скок. Если кого и дарить страже на расправу, так именно его.
— Врешь... — голос пирата неожиданно ослаб. Похоже, яростные удары Элины легли недалеко от цели. — Все насочиняла, ведьма рваная...
Под дальнейшую взаимную брань Иигуир растолковал, как сумел, офицеру суть вражды. Тот в ответ лишь поморщился:
— Нашли время за прежние грехи кишки выпускать. Нынче не за порушенное девство, за жизнь бороться надо. Помогите-ка мне, мессир, по ходу...
Первой речь Эскобара, подкрепленную подсказками старика, выслушала Элина. Собственно, офицер и не старался нисколько ее успокаивать или переубеждать, а жестко велел оставить хотя бы до поры мысль о мести за нанесенные некогда обиды. На взгляд Иигуира чересчур суровой получилась отповедь, но девушка и в этот раз приняла ее с удивительной покорностью.
— Теперь с тобой, приятель, — повернулся Эскобар к пирату. — Как звать-то хоть? Поговорить раньше так и не сподобились...
— А зовите дядюшкой Пиколем, — криво усмехнулся разбойник. — Настоящее имя все равно не вспомню, а ребята в последние годы так кликали.
— Хорошо... дядюшка. Стало быть, прошлые твои подвиги никто забывать не собирается, но, покуда пользу приносишь, расплаты не бойся. Мы тебя спасли...
— И я вас! Разве на берегу у порта не выручил?
— Верно, — кивнул Эскобар. — Следовательно, не совсем ты еще пропащий человек, потому и доверяем. Дальше помогать намерен?
— Отчего ж добрым людям не помочь? Узнать бы только, откуда они такие берутся.
Об экспедиции Эскобар поведал предельно коротко. Беженцы из Гердонеза. Укрываются от варваров. Направляются на восток. Зачем?.. За спокойной жизнью, отыскать ее западнее надежд нет. Овелид-Кун располагался существенно ближе к реальной цели путешествия, однако и здесь вряд ли восприняли туманные замыслы с хардаями.
— Темните что-то, — хмыкнул, наконец, Пиколь. — Ну да дело ваше, я-то чем могу пособить?
— Может, приятели-ватажники помогут? — Иигуир долго отказывался переводить такое, но офицер был непреклонен. — При удаче и плата бы нашлась, а?
Лицо пирата потемнело.
— Плата — это, конечно, здорово... Только... слышали, что девка болтала? Я и сам подозревал похожее... Явись сейчас к Остряку, пожалуй, еще испугаются, удавят на пороге... И корабль, значит, славный?..
— Опять никак, сударь, в море потянуло? — настороженно спросил Иигуир.
— Не то... Я свое отгулял, о покое впору мечтать. Думаю вот, кого из знакомцев можно было б такой работенкой соблазнить...
Бентанор только покачал головой: казалось чистым безумием самим призывать на подмогу акул, уповать на честность тех, кто про это понятие давным-давно забыл. Ради святого дела?.. Через что еще придется ради него переступить?
— ...Вот если б на восход чуть подальше, — продолжал бубнить себе под нос Пиколь, — а то места здесь больно чужие, нехоженые.
— В Динхорст надо пробираться, — внезапно заговорила притихшая было девушка. — Там у меня отец сержантом. И князь порядочных людей в обиду не даст.
— Снова на меня намекаешь, ведьма?
— С тобой, гнус, я и без княжеской помощи рассчитаюсь, — голос Элины звучал теперь глухо, но пугал еще больше. — Каждую ночь отныне вздрагивать будешь, прислушиваясь...
— Ну, и как мне прикажете союзничать? — развел руками пират. — Уймите что ли, господа, эту бешеную, или до крови точно дойдет.
Эскобар отмахнулся с досадой:
— Никакой крови. Потерпите, сударыня, не ребенок... Динхорст так Динхорст... Далеко добираться?
— Верхами — суток пять. — Пиколь задумался. — Пешедралом... не пробовал.
— Попробуем. Все равно иных предложений нет, а здесь сидеть — околеем.
Долго засиживаться у костра оснований вроде бы не было — одежду обсушили, а из провизии обнаружилась только горсть заплесневелых сухарей. Тем не менее одна Элина, измученная суетным днем, вскоре сладко посапывала, завернувшись в плащ старика. Сам Иигуир о сне и не помышлял — слишком много теснилось в голове мыслей, слишком мало среди них — светлых. Эскобар, помешивая угли, в молчании слушал рассказ о коварных замыслах стражников.
— Думаешь, я погорячился с побегом? — озабоченно спросил Бентанор.
