— Чего объяснять? — хмыкнул Бархат угрюмо. — Сами все прекрасно разгадали. Я никак не ожидал столкнуться тут ни с вами, ни тем более с Царапой. Увидав его, понял — действует какой-то другой план. Именно по знаку Царапы я сложил оружие, затем начал говорить. А чего оставалось? Разве я мог предположить, что меня уже списали?
На улице усилился галдеж, и дверь сотряслась от мощного удара. Били явно каким-то бревном, но дубовые доски опять одержали победу. Сломалось бревно.
— За новым побежали, — безмятежно прокомментировал Шагалан. — Хорошо, сударь, что способны рассказать про Царапу?
— Он вправду хамаранец. Ну, знаете, из тех, что воют от бешенства, едва узрев герб Артави. Вдобавок он из тех, что поверили посулам мелонгов о самостоятельной провинции. Потом Гонсету стало, похоже, лень возиться с этой затеей, но кое-кто из горцев до сих пор живет мечтой.
— Они и доныне готовы служить Империи?
— Как видите. Сдавалось, Царапа трудится вовсе не из страха или жадности. Боец за идею, каких нечасто сегодня встретишь.
— Когда он появился у Ааля?
— Вскоре вслед за мной. Вероятно, его тоже специально отбирал Гонсет.
— Да уж, неплохая идея, — покачал головой разведчик, — запустить в ватагу этакого рубаху-парня. Кто озаботится скрывать от него вольные мысли? Пока вы, господин Бархат, занимались предательством вовне, Царапа обеспечивал вам безопасность изнутри. И много народу истребили по его приказам?
— Не много, человек шесть. Все же мы блюли осторожность.
— Бове Хартиг в числе жертв?
— Да.
— Он… был близким другом Бове, — глухо добавил Эркол. — Не разлей вода, вечно в одной компании… Я еще удивлялся, что его не тронули… после казней… Думал — случайность, везение… Потом мы с ним сдружились… А едва ты, Шагалан, возник, он сразу потянул знакомиться… Кто бы мог… Я даже Бархату с недавних пор перестал доверять, а вот ему… никогда…
— Большой лицедей ушел, — кивнул юноша, нагибаясь к окошку. — Потрясение, дружище, сильное, однако постарайся не терять рассудка. На вашей с господином Оприньей ответственности пленные, из которых один слишком буйный, а второй — слишком хитрый.
— Видно, дряхлеть начала моя хитрость, — проворчал Бархат, — если так легко попался на приманку. Вы, сударь, сочинили превосходную сказку для нас с Аалем. Смешно вспомнить, но мы поверили в нее тотчас же.
— Ого, наши гости волокут из леса нечто совсем непотребное… — Юноша выпрямился, вытягивая из ножен сабли. — Гораздо смешнее то, господин Бархат, что я говорил вам чистейшую правду. Мы действительно собираемся поохотиться на Гонсета… как только покончим с местными злодеями. Кабо, ты вылезаешь через кузню по моей команде, приготовься. Остальные сидят не шевелясь. Если пленники дерзнут обнаружить норов — рубите их, к чертям, без колебаний.
Гомон с улицы, повинуясь чьим-то отрывистым распоряжениям, опять приближался. У самого крыльца он перешел в ритмичное уханье, а затем на дверь обрушился удар. Этот оказался не чета предыдущему — содрогнулся, почудилось, весь дом, толстенные доски заходили ходуном, с чердака посыпалась труха. Непостижимым образом первый натиск дверь все же вытерпела.
— Понеслась забава, брат… — Разведчики разминулись во мраке, занимая условленные рубежи.
Не вызывало сомнений, что долго преграда против такой атаки не устоит. Последовал очередной удар, новая волна прокатилась по жалобно скрипнувшему строению. Верхняя петля входной двери разлетелась на части, а соседнюю доску вовсе переломило. Снаружи донесся победный рев, но сразу смолк.
— Начали! — Шагалан махнул рукой, хотя в темной комнате его жест никто не разглядел. Другая ладонь лежала на засове.
Между тем на воле творилось непонятное. Воинственные крики сменились топотом множества ног, храпом лошадей и бряцанием боевого железа. За товарищем уже захлопнулась дверь в кузню, а Шагалан все вслушивался терпеливо в происходящее по ту сторону. До поры не страшно — путь Кабо длиннее, а вступить в бой желательно разом. Чей-то растерянный вскрик, короткий звон оружия. Сквозь темноту пробился знакомый трубный бас:
— Ко мне все, песьи дети! Плотней! Твердо стоять, скоты!
— Мне мерещится, или на самом деле объявился Ряж? — пробормотал Шагалан.
Решившись, он вытолкнул засов и скользнул на крыльцо. Рядом ни души, лишь огромное сучковатое бревно, почти с локоть в поперечнике, громоздилось на ступенях. События же разворачивались в двух десятках шагов дальше — на слабо освещенном пятачке толпились, ощетинившись сталью, полдюжины человек. Из центра над ними и впрямь возносился незабываемый силуэт «третьего атамана». Белокурый великан, подняв над головой чудовищный меч, рыком пытался вдохнуть уверенность в своих бойцов. Те, впрочем, не спешили выказывать чудеса храбрости — широким полукругом их охватывала сплошная стена народа. Оборванные, грязные фигуры стояли недвижно и молчаливо, а разбойников словно гнул к земле их общий тяжелый взгляд. Только Ряж находил в себе силы противоборствовать этому.
Со стороны кузни подошел Кабо, покосился на эпическую картину, обтер рукавом клинок.
— Мужичок по дороге замешкался, — пояснил он. — Остальные, похоже, успели улепетнуть, бросив горстку героев. Крупный у них, однако, предводитель, а?
— Это Ряж, один из наших атаманов-заговорщиков. Ты вот что, брат, побудь немного у крыльца. Такой толпой мы врагов в любом случае задавим, а с пленниками следовало бы поостеречься.
— Сам, главное, не геройствуй, — напутствовал друг. — Подобный верзила подчас всякое мастерство перешибет.
Шагалан отправился на свет факелов, туда, где усмотрел Шургу и Сегеша. Его появление повстанцы приветствовали радостным гулом, а люди Ряжа вовсе упали духом. От того чтобы сложить оружие, их удерживал отныне исключительно кружащийся над головами меч. Шурга, обогнув снаружи ряды товарищей, выскочил навстречу.
— Ну, вовремя на подмогу подоспели, богатырь? — ощерился он.
— Очень вовремя, дядюшка! — Шагалан искренне обнял ватажника. — Я полагал, лишь в сказках помощь в последнюю минуту прибывает.
— Ну, здесь-то как раз ничего чудесного. Это отребье вокруг вас такой шум-гам со светопреставлением устроило, за милю слыхать. Атаман-то сразу смекнул, говорит…
Ряж пошел в атаку. Самозабвенная ли храбрость, ярость или крайнее отчаяние толкнули его вперед, но он внезапно ринулся прямо к месту беседы, увлекая за собой остальных. Приспешники его для боя уже мало годились, пара человек откровенно шлепнулась в грязь, закрываясь руками, другие прятались за спиной вожака. Решение получалось безумным и самоубийственным, однако единственно возможным. Неповоротливая толпа повстанцев колыхнулась вдогон, безнадежно отставая, свистнули разрозненные стрелы. Страх и жажда жизни несли кучку разбойников как на крыльях, они вырвались из смыкающихся клешней и стремглав бежали к спасительному лесу. На пути у них было всего двое врагов, а во главе — могучий и непобедимый Ряж…
