Служка разинул рот для крика, но голоса так и не обрел. Тогда он судорожно заслонился от судьбы рукой, зажмурился.
— Жить, никак, хочешь, парень? — осведомился Шагалан. — Имеется у тебя и такой шанс. Быстро отвечай: за той дверью ход на крышу?
По-прежнему немой служка усиленно закивал.
— На крыше стрелки? Зачем ты сюда бегал?
— На… настоятель… велел… Еду там… или одежу менять… еще чего… Пощадите…
— Возможно, и пощадим. С нами пойдешь?
— Куда? — в испуге дернулся парнишка. — К сокровищнице? Я дорогу знаю, хотя без ключей…
— На черта нам церковные сундуки? — усмехнулся Шагалан. — На улицу пойдешь. Сам, тихо прогуляешься в нашей компании.
— Так ведь… это… нельзя мне.
— Ну, твоя воля, приятель, решай. Либо кочевряжиться и голосить — прирежем тут же. Либо посидеть денек под замком и вернуться получать свои законные розги.
Разведчик не стал уточнять, что вне границ площади за жизнь парнишки не дадут и медного гроша, а бедолага вряд ли мог сейчас трезво мыслить.
— Конечно, я пойду! — горячо зашептал он. — Не сомневайтесь, господа, и после ни словечка не скажу. Пусть считают, по кабакам загулял, пусть порют и на горох ставят. Я понимаю!
— Воистину, — Шагалан почти дружески похлопал пленника по спине, — лучше уж розги, чем дыба, верно? Язык укротишь — шкуру попортишь, а голову сбережешь. Толково рассудил. Давай тогда подсоблю подняться, пора.
Теперь Кабо спускался первым. Шагалан поддерживал шатающегося служку под локоть и за плечо, не то из доброго участия, не то конвоируя. Нижнего яруса достигли спокойно, без лишних встреч. Опасливо приоткрыли дверь — служба все еще продолжалась. В притворе друзья обступили пленника уже с двух сторон, Шагалан незаметно прижал к его боку нож.
— Свободней, веселей, — напомнил хромец. — Не на похороны пока идешь, на гулянку. Улыбайся ты, что ли? Разве так старым приятелям радуются?
Вышли на крыльцо. Стражники, томившиеся неподалеку, скользнули скучающими взглядами и отвернулись. Зато прошествовавший было в храм причетник неожиданно вынырнул обратно.
— Ауэрген! — позвал высокий требовательный голос. — Ауэрген!
Служка вздрогнул всем телом. Шагалан покосился на него и чуть кольнул острием, дабы привести в чувство.
— Ауэрген! — старательно надрывался клирик. — Немедля воротись! Кто тебе, негодный, дозволил покинуть свое место?
— Отмахнись от приставалы рукой, — тихо подсказал Кабо. — Можешь изобразить, что слегка пьян. Только ругаться не советую, а то по возвращении одними плетьми не отделаешься.
Смиренный парнишка выполнил указания, сыграл не слишком искусно, тем не менее для крикуши и это стало сюрпризом. Вопли оборвались на полуслове, будто застряв в горле. Через какое-то время причетник попробовал вновь поднять шум, но ослушник находился уже далеко. Наблюдавшие за действом стражники дружно заржали. Оглянувшись, Шагалан увидел, как неугомонный церковник, задрав подол рясы, неуклюже засеменил следом. Под могучим брюхом открылись тонкие кривые ножки.
— Топайте шибче, парни! — гаркнул беглецам один из солдат. — Не то святоша лишит вас и девок и выпивки. А еще лучше — дайте-ка каплуну в ухо! Пусть гнусавят свои гимны Небесам и не отнимают у людей земные радости!
— Хорошая мысль, — шепнул Шагалан бледному как мел пленнику. — Если этот тип догонит, отвесим ему душевную затрещину. Невообразимо, но, похоже, служивые сегодня за нас.
— Никого он не догонит, — презрительно поморщился Кабо. — Спорим, раньше запутается в пузе? Церковники научились экономить на чем угодно кроме любимой утробы.
Аккурат так все и произошло. Не пробежав и полусотни шагов, клирик прекратил стучать башмаками по мостовой. То ли вправду выдохся, то ли оскорбился хохотом солдат. Во всяком случае, выкрикнув вслед ослушнику остатки угроз, он немедленно занялся перебранкой с оцеплением. Заскучавшие стражники охотно включились в нее, примчались наводить порядок командиры, и скандал удался на славу. Идеальные условия, чтобы под шумок скрыться с глаз. Завернув в темный переулок, беглецы сбавили ход.
— Кажется, выскочили, брат, — заметил Кабо, озираясь. — Куда теперь этого молодца?
Парнишку опять мелко затрясло.
— Вы… вы обещались… — промямлил он.
Спрятав нож, Шагалан хлопнул его по плечу:
— Правильно боишься, дружище Ауэрген. В наше время никому не верят на слово, однако именно сегодня тебе повезло. Отведем за частокол, ребята присмотрят. Ты ведь, парень, не попытаешься удрать до срока?
— К дубу привяжут — никуда и не убежит, — буркнул Кабо. — Еще рад будет, что от волков его охранят да голодать не дадут. Отправимся прямо сейчас, впереди целая ночь хлопот… — Чуть отстав, он спросил у друга вполголоса: — Подробностями, брат, после поделишься. Пока скажи, как тебе наш… наша цель? В общем?
Шагалан надолго замолчал, задумался, подбирая слова:
— Ох, брат, так отвечу… крепко не понравился мне этот мужик.
Доведись ему услышать хоть малую толику произнесенного тем вечером на вершине башни, юноша мог бы выразить свои впечатления гораздо точнее.
XIX
— Гнилой город. И гнилая страна. — Правитель со вздохом оторвался от парапета.
Ингвер Конлаф не первый год служил в ранге доверенного помощника, а потому привык терпеливо сносить пространные рассуждения хозяина. В последнее время тот начал проявлять к ним особую склонность. В таком случае от помощника требовалось не столько покорное внимание к речам, сколько ежеминутная готовность выудить из потока обычного брюзжания конкретное распоряжение. Все иное еще извинительно подчас пропускать мимо ушей, однако не заметить прямое указание к действию — чревато. С годами наместник стал не только занудней, но и вспыльчивей. Впрочем, нельзя отрицать, своей знаменитой прозорливости и хитроумия он нимало не растерял, его приказы, безусловно, заслуживали того, чтобы их отлавливать с крайним тщанием.
— Дома уже настоящая зима, — поддакнул Конлаф.
— Зима. У нас если лето заканчивается, то сразу выпадает снег. Определенно, четко: либо тепло, либо мороз. А тут… полгода дожди, в остальную пору слякоть. В добротном бревенчатом доме да с жарко натопленной печью любая стужа нипочем, она лишь бодрит кровь и возвращает вкус к жизни. В здешних же каменных склепах… вечная сырость, мокрота проникает всюду, через саму толщу стен, исподволь подтачивает кости и выворачивает суставы… Похоже, я так и сгнию заживо в этом промозглом краю…
— Мы все желаем вам долгих лет в здравии, мессир.
То была максимально допустимая мера лести. Царедворцы, пытавшиеся превысить ее, в Гердонезе не задерживались.
— Не сомневаюсь, — скривил губу Гонсет. — Ведь вокруг кровожадный мир, полный опасностей. Кто, если не я, защитит вас от них?
