Наконец разведчик, выудив что-то из-под самого низа кучи, уселся на нее сверху и принялся разглядывать добычу. Спутники вытянули от любопытства шеи. Крошечная белая косточка, скорее всего, птичья. Шагалан понюхал ее, разломил надвое, потрогал излом.
— Ну и на кой тебе эта дрянь? — Шурга покачал головой. — Колдовать задумал, что ли?
Юноша поднял холодные глаза:
— Здесь совсем недавно были люди. Точнее, один человек. С ночевкой. Если не затоптали все при входе в лощину, потом, возможно, скажу больше. Сейчас же гораздо занимательнее цель визита сюда.
— Какого визита? Те же гадюки болотные птицу какую-то сожрали да кость под ветки затащили. Вот тебе и тайна!
— Я допустил бы это, дядюшка, но только если вы допустите, что по здешним болотам бегают куры.
— Куры? Куры… Ну, видно, бродяга какой заскочил, — мигом нашелся Шурга. — Мало ли их нынче по стране шатается, веревки ищет?
— И это вряд ли, дядюшка. — Шагалан был непреклонен. — Один человек верхами навещает забытую Богом дыру, лежащую в стороне от любых дорог. Устраивает ночлег и сразу уезжает. Что же он тут потерял?
— Верховой? Может, заплутался? Или от поимки бежал? — неуверенно предположил Перок.
— И это мыслимо. Тогда должны отыскаться следы догонщиков, наверняка многочисленных. Выходим наружу.
На улице повстанцы направились было к краю площадки, но разведчик задержался у шалаша. Потянулся, осмотрелся, потрогал ветхую крышу.
— Эй, чародей! — окликнули его. — Чего отстаешь?
— Подождите-ка минутку. Кажется, интересное…
Заинтригованные товарищи вернулись назад.
— Не жизнь с тобой, парень, а сплошное развлечение, — буркнул Шурга. — Чего еще нового?
— Что ты, дядюшка, скажешь про такую диковинку?
На ладони юноши лежала небольшая веточка с обвисшими, сморщившимися листочками. Ничего необыкновенного, кроме одного — листья были дубовыми. Ватажник тихо присвистнул.
— А что? — завертел головой озадаченный Перок. — Ветка как ветка.
— Дура! — беззлобно отмахнулся Шурга и, крякнув, принял находку в свои руки. — Совсем завяла, бедненькая, а вот засохнуть-то как следует не успела. Отсюда до ближайшего дуба, поди, полдня скакать, соображаешь? Не сама же прилетела? Где ты ее выкопал, Шагалан?
— Вот здесь у конька торчала.
— Торчала?
— Именно торчала. Удивительно, что раньше не обратили внимания.
Шурга долго, молча и с каким-то нежным упоением разглядывал невинный прутик. Когда же поднял лицо, его озаряла непривычная улыбка.
— Ну, теперь вроде полегчало. Конечно, и на старуху случается… но, мнится, узнаю причуды одного приятеля. Ха! Ай да босяк кривой! Неужто специально погнал человека по укромным местечкам натыкать везде таких знаков? Хитро! Свой-то поймет, а чужой и не заметит.
— Кто-то из отряда? — Юноша спокойно наблюдал за всплеском эмоций.
— Да, одноглазый Джангес, водится там… придумщик. Когда же это он успел провернуть-то? Небось, едва услыхал о нашем побеге. Ну, молодец! Головастый мужик, далеко пойдет.
— Так чего теперь? — встрял нетерпеливый Перок.
— Теперь-то? Теперь все ясно, парень, перестанем плутать, ровно слепые кутята. Имеется у нас затаенка, и в аккурат посреди дубравы. Там наши, похоже, и поджидают. Дорога, правда, неблизкая, но хоть цель отныне видна, а с ней ноги сами вперед…
Шагалан придержал его жестом:
— Полагаешь, дядюшка, в этом точный смысл послания?
— А что? Нет, ну… сочинить-то немудрено разное. Но мне приходит на ум только это. Если же Джангес измыслил более хитрое… то и будет виноват, болван. Знал, на кого рассчитывать!… Впрочем, может, старик Сегеш еще что-нибудь сообразит? Давайте-ка побыстрей назад. Ребята, наверно, волнуются, надо ведь и их порадовать!
Из болотистой долины выбирались другим путем, и занял он весь день. Когда наконец достигли нормального леса, радость от дружеской весточки успела поутихнуть, зато желудки завыли с удвоенной яростью. Леса тянулись по-прежнему скудные. В дело пошли всяческие корешки, редкие кислые ягоды, полосы коры, чуть ли не насекомые. Вскоре выяснилось, что на поиски съестного тратится львиная доля светлого времени, а это, в свою очередь, мешает вырваться из голодного края. Пребывание же в нем вынуждало думать в основном о пропитании. В таком порочном кругу силы людей медленно и неуклонно таяли. На третий день после Мокрой Балки атаман, пресекши споры и колебания, приказал забросить всякое собирательство. Предстоял затяжной марш, способный вывести в более-менее пригодные для существования места.
Державшийся заметно бодрее остальных, Шагалан лишь качал головой, глядя на товарищей. Удивительно — безумный переход они вытерпели. Правда, к тому мгновению, когда добрели до светлой, пронизанной скупым осенним солнцем рощицы, раскинувшейся на склоне холма, жизнь в них еле теплилась. Люди падали на землю как подкошенные, сползали со стонами по стволам, иные, выпучив сомнамбулические глаза, продолжали, шатаясь, идти дальше, пока их не останавливали. Через минуту отряд лежал в тяжком забытьи, только внешне напоминавшем сон. Любой вражеский патруль мог сейчас брать их голыми руками, у путников не нашлось бы сил не то что для сопротивления, даже для пробуждения. На счастье, места вокруг лежали еще глухие — за несколько часов их никто не потревожил. На беду, места вокруг лежали еще глухие — лес стоял почти безмолвный, безжизненный, не грела надежда и на разбойничью удачу.
Шагалан очнулся, когда начинало смеркаться. Постанывая, наваливаясь на березовый ствол, поднялся на ноги. Зябко. Нудящее чувство голода слегка притупилось, зато немилосердно саднила рана на левом боку. Глянул на разбросанные всюду тела спутников, помедлил, подтянул оружие.
— Эй! — Шурга едва сумел оторвать от земли голову.
Юноша помог ему сесть.
— Куда собрался-то? — Лицо ватажника было бледно до желтизны, губы дрожали и плохо слушались.
— Идти надо, — хрипло сказал Шагалан. — Здесь валяться — все передохнем. Сном животы не набить.
— Да куда идти-то? Вот-вот ночь нагрянет, какая охота? Может, утром чего сыщем.
— А ты поднимешь их утром, дядюшка? А если кто не встанет?
— А ты-то что предлагаешь? Ломиться по кустам в темноте, вслепую?
— Ну, не совсем вслепую. — Шагалан еще раз обратил лицо к небу. — Или у меня видения, или действительно пахнет дымом.
— Пожар? — покосился ватажник, растирая руку, на которую неудачно завалился.
— Не-а. Даже на костер не похоже, скорее, на добрую печь.
Шурга пошмыгал носом:
— Ничего не чую. И впрямь у тебя видения начались, парень, с голодухи и не то случается. Откуда в глухомани печь?
— Понятия не имею. Но запах с той стороны взгорья. Схожу гляну, вдруг удастся чего промыслить.
