— Несомненно, — согласился Лэмберт. — Те, кто смотрит на обручальное кольцо в качестве жизненно важного предмета. Если бы я хотел от жизни только этого, то мог бы остаться в Вайоминге.
— А мне казалось, что вам нравится Вайоминг.
— Нравится. Но когда я там жил, то даже не слышал о Гласкасле. Кто знает, о чем еще я не слышал. — Впервые при мысли об отъезде из университета Лэмберт ощутил оптимизм. Если в мире существует нечто столь удивительное, как Гласкасл, кто знает, что еще в нем имеется? — Мир велик.
— Так вы отправитесь на поиски приключений? — В устах Фелла это предположение прозвучало как строчка из дешевого романа. — Будете обследовать забытые уголки Старого Мира, разыскивая нечто волнующее?
— Ох, нет, только не волнующее. Волнений мне и без того хватает. — Лэмберт ненадолго задумался. — Если там окажутся места вроде Гласкасла, то, возможно, эти забытые уголки стоит обследовать.
— Погодите-ка минутку! Вы же не хотите сказать, будто Гласкасл — это забытый уголок мира, а?
Лэмберт не стал реагировать на возмущение Фелла.
— Забавно. Когда я был дома, мне даже в голову не приходило получить образование. Я над этим ни разу не задумался. Когда я только приехал в Гласкасл, то просто подумал, что здесь премилые места. Не сравнить с Вайомингом, конечно, но все равно симпатичные. А потом я услышал гимны. Только когда меня охватила безмятежность, я заметил, чего мне прежде недоставало. — Лэмберт с трудом подбирал слова, чтобы выразить свои мысли и чувства. — Здесь царит покой, которого я больше нигде не встречал. Какая-то ясность.
Он прекратил поиски нужных слов и позволил себе замолчать. Фелл поморщился:
— Будучи знакомым с Портеусом, как вы можете говорить такое с совершенно серьезным видом?
Лэмберт не позволил, чтобы шутка Фелла смутила его.
— Вы знаете, о чем я говорю. Это здесь в воздухе. Есть такая вещь, как истина. Людям важно, какова она. Пусть они тратят массу времени на то, чтобы читать, спорить, создавать новые теории и терзать ими друг друга, они делают все это только для того, чтобы добраться до истины.
— По-моему, вы чересчур оптимистично смотрите на научную жизнь.
— Возможно, и так. Но тем не менее могут существовать и другие места, где главное — именно это. Кто знает? Вполне возможно. Мисс Брейлсфорд мало рассказывает о Гринло, но, похоже, там дела обстоят именно так. Может быть, где-то найдется и такое место, куда бы мог пойти я. Где-то, где я смог бы стать своим.
— Но вы не станете искать это место дома, на своей родине? — спросил Фелл.
— У меня на родине? — Лэмберт услышал в собственном голосе тоскливые нотки. — Поймите меня правильно. Я американец. Но если Гласкасл находится не у меня на родине, то, наверное, я еще не нашел мой настоящий дом. И должен продолжать поиски.
Часы на стене пробили час — и колокола Гласкасла, близкие и далекие, начали им вторить. Бой колоколов показался Лэмберту нежным и ясным как никогда. Он приписал это охватившему его приступу сентиментальности.
— Я не могу осуждать вас за этот неожиданный приступ тяги к бродяжничеству, поскольку сам страдаю от того же недуга. Наши пути расходятся, вот и все. А жаль. — Фелл встал и накинул на себя черную профессорскую мантию, которую ему было положено носить как преподавателю колледжа Тернистого Пути. — Если я не выйду немедленно, то опоздаю на обед. Меня пригласили на самый Олимп. Стюарт из колледжа Трудов Праведных хочет ко мне подольститься, хотя Стоу из колледжа Святого Иосифа против этого, и потому они будут просить у меня совета о том, кого следует назначить деканом колледжа Тернистого Пути вместо провинившегося Войси. Они спешат уладить эту мелочь, чтобы немедленно вцепиться друг другу в горло по поводу того, кого изберут следующим ректором.
— Льстецы, — заметил Лэмберт. — Старайтесь не увлекаться нектаром и амброзией. А вы не думаете, что они захотят видеть следующим деканом этого колледжа вас?
Фелл замер, как громом пораженный.
— Клянусь Юпитером! Что за мерзкая мысль! И это было бы так на них похоже! Можно подумать, мне не хватает обязанностей и без этого! Нет, им нужен Брейлсфорд. Именно это я им и посоветую. И если мы будем припадать к божественному нектару, то, уверяю вас, я постараюсь соблюдать умеренность. А что до вас, то мой вам совет: хорошенько пообедайте и выспитесь. Тегей открывается очень рано. И слушание тоже.
На следующий день ровно в девять утра Лэмберт стоял на верхней ступеньке крутой лестницы, которая вела к резным и позолоченным дверям театра Тегей. Он оказался в числе первых пришедших. Двери открылись, впуская собравшихся, и Лэмберт присоединился к Роберту и Эми Брейлсфордам, Николасу Феллу и Джейн, которая была в своем самом шикарном парижском наряде. Ночной отдых вернул ей всю ее энергию, и, казалось, она предвкушала процедуру слушаний, словно это престижные бега, где она, несомненно, поставила на победителя.
— Кого они вызовут первым? — спросила Джейн, не обращаясь ни к кому в особенности. — Начинает обвиняемый?
— Деканы и члены совета собрались здесь для того, чтобы выяснить, что именно произошло, и решить, есть ли у них основания выдвигать обвинения. Если они придут к выводу, что было совершено преступление и что обвиняемых следует привлечь к суду, то они направят их дела в соответствующий суд, — ответил Роберт Брейлсфорд. — Войси, по крайней мере, уже допросили, так что он полностью дал свои показания.
Фелл добавил:
— Негодяю запрещено засыпать до окончания судебного заседания. Вон он, под охраной. Сдерживающие заклинания, которые на него наложили, создают видимость паутины. Бриджуотер находится рядом с ним, в террариуме.
— Вот именно что негодяю! — Эми была непривычно сурова.
— Человеку не дают заснуть? Да это же настоящее средневековье! — запротестовала Джейн. — Это пытка, не соответствующая тяжести преступления.
— По-моему, он не заслуживает твоей жалости. Войси сам это на себя навлек, — заявила Эми. — Я так только рада, что удалось хоть как-то заставить этого отвратительного типа отвечать на вопросы.
— Ты же считала, что он очаровательный, — напомнила ей Джейн.
Эми сверкнула глазами:
— Тут мы на равных: ты тоже так думала.
— Нисколько! Я считала, что он высокомерный и тщеславный.
Когда они начали рассаживаться на места, которые приставы отвели им в зале, Лэмберт и Роберт расположились между дамами и положили конец их разговору.
Театр Тегей был воплощением строгой простоты по сравнению с теми театральными зданиями, к которым привык Лэмберт. Ни бархата, ни позолоты. Сцена представляла собой голый деревянный помост, с трех сторон окруженный пространством, предназначенным для зрителей. Потолок был расписан фресками, на которых боги на колеснице ехали через живописно клубящиеся облака. Оштукатуренные стены украшали лепные лавровые гирлянды, белые на белом фоне. Через высоко расположенные окна, заранее открытые в предвосхищении надвигающейся жары, в помещение лился свет. В отсутствие занавесей и при малом количестве мебели все звуки стали гулкими и отдавались эхом. Даже скрип шагов по доскам деревянной сцены был слышен собравшимся, вплоть до последнего ряда.
