— Насчет подсунутых мыслей... Мне показалось, я сделал это весьма вовремя. Ты сам признался, что мысль была неплохая, и ее появление помогло...
— А вторая? — прорычал дракон.
— Что — вторая? — искренне удивился джинн. — Почему она тебе не понравилась?
— Она оскорбительна. У меня другое чувство юмора.
— Вот как?
— Еще бы! Пойми, глупец, иногда так приятно отдохнуть от умных подземных размышлений, дать выход агрессии, разрядиться на полную катушку, забыть о существовании рационального мышления. Но я никогда не шутил подобным образом. Ни за что.
— А я...
— И ты меня лишил удовольствия от драки, подсунув этот ублюдочный «подарок»?
— Он, значит, тебя оскорбил? — начиная потихоньку закипать, спросил джинн.
Кстати, более всего его раздражали слова «ублюдочный» и «глупец». Ему не нравилось, что они имеют отношение к его персоне. Ранее тех, кто имел наглость говорить нечто подобное... М-да... С другой стороны он прекрасно понимал, как трудно поставить на место дракона. Особенно если он заявился к тебе домой и уходить вроде бы не собирается. Разъяренного дракона.
— Вот именно! — рявкнул дракон. — А иначе зачем бы я здесь торчал? Дел других у меня нет, что ли?
— В самом деле? — спросил джинн. — Неужели у тебя нет других дел?
— Есть.
— И что? Почему ты ими не занимаешься?
— Придет время — займусь. А пока, для меня нет дела важнее, чем покарать наглеца, сунувшего свой длинный нос куда не надо. Понимаешь?
Джинн поморщился.
Ну вот, теперь к коллекции бранных слов, имеющих к нему отношение, можно добавить и «наглец». Если так дальше пойдет, то она в скором времени станет весьма обширной.
— А нельзя ли без оскорблений? — осторожно спросил он.
— Терпи, — отрезал дракон. — Попался, так терпи. Горе — побежденным.
— Ты в этом уверен?
— В том, что ты побежденный?
— Ну да.
— А разве это не так?
— Не вижу, как ты можешь мне навредить, — сухо промолвил джинн. — Насколько я понимаю в подобных делах, ты здесь пока находишься всего лишь в виде некоей проекции. Не так ли?
— Так.
— А любая проекция бестелесна и, соответственно, на материальные предметы влиять не может.
— Правильно, — кивнул дракон. — Не может. В свою очередь, материальные предметы тоже не могут оказать на нее ни малейшего влияния. Проще говоря, я лично не вижу, каким образом ты мог бы меня отсюда изгнать.
Джинн криво ухмыльнулся.
— Не будь ты драконом...
— Давай оставим в стороне предположения. Я — дракон и останусь им до скончания века. Ты — джинн, осмелившийся сунуться в мое сознание. Я тебя поймал и намерен за это наказать. Все просто, как квадратный апельсин.
— Значит, намерен наказать? — спросил джинн.
Не нравилось ему все это, совсем не нравилось. С другой стороны, был повод и для оптимизма. К примеру, то, что дракон появился всего лишь в виде проекции. Будь возможность нанести визит «во плоти», он бы ее использовал.
— Именно так, — подтвердил дракон. — Ты достоин сурового наказания.
— А как? — вкрадчиво спросил джинн. — Будешь меня ругать самыми черными словами? Хорошая мысль. Мне не нравится, когда меня так ругают. Однако, я как-нибудь все это потерплю. Станешь подсматривать за моей частной жизнью? Сколько угодно. Я не из стеснительных. Что еще?
— Ничего, — сообщил дракон. — Ты прав. Более я ничего не могу тебе сделать. За исключением одно малости.
— Какой именно?
— Я могу узнать, где ты находишься, в какой точке нашего мира лежит твоя дурацкая лампа. И пусть даже она окажется за тридевять земель, я туда явлюсь в течение мгновения, мне это сделать нетрудно. Не проекцией, а собственной персоной. И тогда...
37
Дорога была ровная и прямая, словно рог единорога. По ее обочинам росли деревья-шептуны и деревья-жалобщики, деревья-ругатели и деревья-сплетники. В любое другое время у проходящего по ней путника могла запросто возникнуть иллюзия, будто он попал на многолюдный базар. В любое, но только не сейчас. В данный момент стволы деревьев были оплетены свежими лианами-глушилками. Их толстые, мясистые усики плотно затыкали деревьям рты, не позволяя вырваться из них даже малейшему звуку.
Если к этому добавить, что крысиный король передвигался очень тихо, а быстро уставший Кусака теперь сидел у него на закорках, то на дороге царила просто неестественная тишина. Тиранозаврик, то и дело пытавшийся схватить зубами пролетавших рядом с его головой больших зеленых жуков, и тот делал это совершенно беззвучно.
Пройдя по дороге с полчаса, крысиный король поймал себя на том, что ему кажется, будто он очутился в призрачном, безмолвном, возникшем из кошмара лесу. И это было уже совсем не дело. С этим надо было как-то бороться.
Предводитель крыс откашлялся.
Кашель его прозвучал как-то неестественно тихо и ничего в окружающем мире не изменил. Прозвучал и тут же умер, словно придавленный огромной пухлой подушкой. А отступившая было тишина навалилась вновь, словно хищник, вознамерившийся...
— Ладно, — сказал крысиный король. — Пора это прекратить!
Кусака от неожиданности открыл пасть и синий, с золотистым отливом жук, вырвавшись из нее, на предельной скорости умчался прочь.
— Что ты сказал? — спросил тиранозаврик.
— Пора это молчание прекратить, — объяснил крысиный король. — Не дело это. Не приведет оно к добру. Я так чувст...
Он остановился, замер, вдруг сообразив, что ни о чем подобном до сего момента и не думал.
А вдруг эти слова вырвались у него не зря? А если тишина несет в себе некую, пока еще неведомую угрозу? Какую? И чем может быть опасна тишина сама по себе?
— Так что ты имел в виду? — переспросил Кусака.
Крысиный король не ответил.
Он стоял посреди дороги и, чувствуя, как шерсть у него на загривке встает дыбом, настороженно оглядывался, внюхивался, пытаясь определить, с какой стороны ждать нападения. А оно готовилось кем-то враждебным, до поры до времени скрывающимся среди деревьев, стволы которых были плотно перевиты толстыми плетями лиан, кем-то, скорее всего, вот сейчас, тайно наблюдающим за ними. В этом крысиный король уже не сомневался. Он подобное чувствовал великолепно и ни разу не ошибся. Его это безошибочное чувство опасности выручало в прошлом не раз и не два.
— Ну же... объясни, почему мы остановились, — настаивал Кусака. — Что происходит?
— Т-с-с-с... — прошептал крысиный король. — Подожди.
И это, как ни странно, подействовало.
