Обоз медленно тянулся за проводником. Буран чуть притих, а когда поднялись повыше, к началу горной дороги, ведущей в замок, и вовсе прекратился. Подход к дороге охраняли две сторожевые башни — высоченные, аж голова кружилась, с узкими темными бойницами вместо окон, коронованные зубастыми смотровыми площадками. Герцоги Суэрсен чувствовали себя в горах достаточно уверенно, чтобы проложить к замку удобную широкую дорогу прямо до ворот, но не страдали излишней беспечностью. Подобные сторожевые башни, но уже высеченные в горах, еще трижды преграждали дорогу, а на потайных площадках дежурили солдаты, готовые завалить путь многопудовыми валунами, как только загорятся сигнальные огни. Родовое гнездо Аэллин не зря считалось неприступным. Стражники лихо отсалютовали всаднику на лохматой лошадке. Путников уже ждали такие же лошади, перефыркивающиеся друг с другом на морозе. Возницы торопливо распрягали сани, слуги перегружали сундуки в крытые повозки с непривычно широкими колесами. Капитан пояснил графине:
— Дальше на санях никак, миледи, только верхом. Вещи ваши следом доставят, тут повозки особые, чтобы вверх по снегу в гору ехали и не скользили. Дорогу чистят, но зима есть зима.
Графиня слушала рассеянно. Верхом так верхом. Она покосилась на своего супруга, уже сидевшего в седле, и с трудом сдержала улыбку. Уж очень забавно выглядел долговязый граф на маленькой лошадке — словно его на мула посадили. Граф и сам понимал нелепость своего внешнего вида, и лицо его выражало все возможное недовольство. Леди Олейна ничего не имела против верховой прогулки, наоборот, предвкушала возможность размяться, а Соэнна так и вовсе будет счастлива, но сейчас почтенную даму куда как больше волновало загадочное поведение их проводника. Если это действительно герцог, то зачем нужна глупая игра в прятки? Что постыдного в том, чтобы встретить невесту? А если нет, то откуда такое сходство? Стражники, ухмыляясь в усы, подсадили дам в седла. Ехать верхом во всех этих мехах оказалось достаточно серьезным испытанием даже для хорошей наездницы, и скоро графиня думала только о том, как бы удержаться в седле. Служанок и фрейлин к седлам просто-напросто привязали, но подойти с веревками к суровой графине, а уж тем более к своей будущей госпоже никто не осмелился. Проводник возглавил неторопливую цепочку всадников, графиня могла видеть только его узкую спину в меховой парке, и все же у нее никак не получалось избавиться от ощущения насмешливого взгляда, пронизывающего насквозь. Этот взгляд проникал под шубу, скользил по взмокшей спине, распущенной шнуровке корсажа, видел побелевшие костяшки пальцев в перчатках и меховых рукавицах, вцепившихся в уздечку. Презрительный, беспощадный взгляд. Лошадь Соэнны поравнялась с нею, и девочка тихо, почти неслышно прошептала:
— Матушка, я боюсь, — и госпожа графиня впервые в жизни не нашла, что ответить дочери.
* * *
До замка добрались на закате. Огромное красное солнце зависло над ажурными башнями, облило червонным золотом шпили, зажгло пожар в витражных окнах. Медленно и на удивление бесшумно распахнулись тяжелые железные створки ворот, и всадники въехали во внутренний двор. Он ждал их там, высокий, стройный, в легком камзоле, даже без плаща, с непокрытой головой. Иннуон Аэллин, герцог Суэрсэн. За прошедшие годы он не прибавил в росте, но плечи стали шире, руки — крепче. Мальчик стал мужчиной, способным вызвать головокружение у любой дамы. Единственное, что несколько портило его внешность — слишком узкий подбородок. Небольшая бородка исправила бы дело, но герцог не собирался идти на поводу у моды. Но кто же тогда… догадка пришла в голову в тот самый момент, когда проводник, точнее, проводница, откинула капюшон, и черные волосы, такие же, как у герцога, упали на спину. Иннуон снял сестру с лошади, наклонился, быстро поцеловал в щеку, что-то шепнул на ухо и подошел к гостям. Он поклонился Соэнне:
— Сударыня, приветствую вас в моем доме. Я герцог Суэрсэн, ваш будущий супруг.
К графу и графине он обратился с нескрываемой насмешкой:
— Господин граф, госпожа графиня, счастлив снова видеть вас.
Ударение на слово «снова» лишний раз расставляло все по местам: ваша младшая дочь нужна мне не больше, чем была нужна старшая.
— Вас проводят в ваши покои, там вы сможете отдохнуть до ужина. Моя матушка с нетерпением ждет встречи с вами. — Он еще раз вежливо поклонился.
Это изящество в каждом жесте раздражало. Рядом с измученными долгой дорогой женщинами в бесформенных меховых шубах, закутанных до кончика носа, оно казалось изысканной насмешкой. Улыбка Ивенны, ожидавшей брата чуть поодаль, показывала, что она все поняла и наслаждается ситуацией. «Ну погоди же, — зло подумала графиня, — за ужином сочтемся». Юная Соэнна по праву считалась второй по красоте девушкой империи. Первое место традиционно принадлежало наместнице, впрочем, в случае Энриссы — без всякой лести. Герцог удалился под руку с сестрой, подоспевшие слуги помогли дамам спешиться, конюхи развели лошадей по конюшням, только после этого ворота открыли снова, впуская повозки с грузом. Высокая пожилая дама в меховом плаще присела в реверансе:
— Герцогиня Сибилла отправила меня в ваше распоряжение, леди. Следуйте за мной, я отведу вас в ваши покои. Пока распаковывают вещи, вы сможете принять ванну, а потом несколько часов поспать. Ужин будет в полночь.
В комнатах оказалось неожиданно тепло, трещали дрова в каминах, тепло шло и от стен. Вода в купальне оказалась обжигающе горячей: «То, что после мороза и надо» — пояснила служанка, размешивая в воде лавандовую соль. Соэнна нежилась в горячей воде, пытаясь понять, что же произошло. Похоже, герцогиня Ивенна пользовалась в замке полной свободой, саму Соэнну никогда бы не отпустили одну верхом, приличной девушке полагалось выезжать в карете: считалось, что верховая езда, даже в женском седле, вредит хрупкому дамскому здоровью. Кажется, ужиться с будущей свояченицы будет не так просто. Интересно, а фехтовать она тоже умеет, или только в мужском седле ездит? За ширмой, отгораживающей купальню, послышался шум — слуги притащили сундуки с вещами, служанки, сами еле живые после дороги, начали распаковываться, нужно было найти подходящее платье, проветрить его, распрямить складки, расправить нижние юбки и кружева. Соэнна перестала прислушиваться и снова погрузилась в размышления. Какое платье надеть? Вся беда заключалась в том, что яркой брюнетке с белоснежной кожей не шли нежные палевые цвета, положенные юным девушкам. Лучше всего она выглядела в винно-красном или синем кобальте, вишневом или в родовом фиолетовом, но все эти цвета считались пристойными только для замужних дам. Вот через месяц она сможет носить все, что захочет, сундуки уже заранее были заполнены яркими нарядами и отрезами ткани, но сейчас нужно было решать, чем пожертвовать — внешним видом или правилами хорошего тона. Впрочем, решать, все равно будет матушка, но при одной мысли, что жених сочтет ее некрасивой, становилось дурно. Красота была главной, да и, пожалуй, единственной ставкой Соэнны. Муж просто не сможет не полюбить ее! Она докажет и матери, и отцу, и старшей сестре, что умная и красивая женщина всегда получит, что хочет!
XII
Брат и сестра стояли в часовне перед алтарем. Они не молились — просто стояли, держась за руки. Это место принадлежало только им двоим, мать, даже если и знала про эту часовню, никогда бы не вошла сюда. В тайное святилище не заходили слуги, жрецы не приносили жертвы у алтаря — да и не осталось жрецов у этого бога. Когда Саломэ VI Святая семьсот лет назад запретила поклоняться Ареду и разрушила последние уцелевшие храмы, земли рода Аэллин еще не присоединились к империи, и культ ставшего неназываемым бога продержался еще триста лет. После того как княжество Аэллин стало герцогством Суэрсэн, новоиспеченные герцоги вынуждены были подчиниться закону: закрыть храмы, сжечь алтари и выслать жрецов, упорствовавших в своей ереси, но воля наместницы заканчивалась у ворот замка в северных горах. Правители Суэрсена сохранили часовню Ареда. В этой семье не признавали различия между Семерыми и Восьмым, одинаково почитая всех богов, творивших мир. Старые книги говорили, что Аред никогда не требовал человеческих жертвоприношений, и Иннуон, честно говоря, не понимал, почему именно из этого бога сделали вселенское пугало. Так что в часовне обошлись без окровавленных алтарей и фресок с совокупляющимися тварями. В старые времена Аред считался богом развития и движения вперед, покровителем науки и познания. Очевидно, различие между Аммертом, богом Знания, и Аредом, богом Познания, оказалось слишком тонким для простых смертных. Страх перед Аредом превосходил все разумные пределы — одно время даже запрещали лук и стрелы, его символ, но после пары сокрушительных поражений от конных варваров научились отделять религию от реальности. Поклоняющийся Ареду, пусть даже и под другим его именем, приговаривался к смерти вне зависимости от рода и богатства. Без всякого сомнения, эта часовня осталась последней в мире, и герцог намеревался сохранить ее. Боги были ему глубоко безразличны, что Семеро с их ипостасями, что Аред, но он не собирался отказываться от обычаев предков. Кроме того — Иннуон любил эту часовню.
