Вот оно — сказано главное, дальше держаться не за что; но наместница только негромко смеется:
— Полно, вам ничего не угрожает, а книгу вы можете оставить себе на память.
Ласковый смех и новый удар:
— Кстати, куда вы отвезли детей? В Суэрсен? Можете не отвечать, я все равно узнаю. Придется принять меры. Сын изменника не может быть герцогом. Впрочем, у вас в роду подобное уже случалось, помните герцога Маэркона? Он всего лишь убил свою жену и сына, но все равно — дурная кровь.
От загорелого лица Ивенны отливает кровь, кожа из золотистой становится грязно-серой: она помнит, что случилось с детьми Маэркона Темного — и с бастардом от сестры, и с законным наследником. Страх прорывается на поверхность, она отступает на шаг:
— Вы не посмеете!
— Почему бы и нет? Мятеж подавлен, лорды — знают свое место. Никто не заступится. У всех дети.
— Зачем вы говорите мне это? Что вам нужно?
— Повторяю — мне от вас ничего не нужно. За вас, как обычно, заплатят другие. Ваш муж, ваши дети. Вы, голубушка, залезли в такие долги, что и в посмертии не рассчитаетесь. Я даже позволю вам повидаться с мужем. Пусть умрет со спокойной душой.
Ивенна падает на колени, она плачет, беззвучно, только плечи дрожат, и слезы сами собой текут по щекам. В зале снова повисает тишина. Наместница ждет. Ивенна поднимается с пола, и, словно на ощупь, бредет к выходу. Энрисса останавливает ее у самых дверей:
— Я не позволяла вам уйти. Вернитесь.
Герцогиня возвращается, останавливается перед троном, но у нее уже нет сил поднять взгляд, она смотрит в пол, руки намертво сжали черную ткань юбки. Наместница усмехается:
— Ну что же, вы, наконец, все поняли. Пощадить вашего мужа я не могу, но ваше раскаянье произвело на меня впечатление. Возможно, ваши сыновья вырастут верными подданными империи, если их воспитанием займется кто-нибудь другой. Я найду для них достойного опекуна. Вы что-то сказали? Я не расслышала.
— Я-я благодарю вас, ваше величество.
— Одной благодарности будет недостаточно. Я проявляю не заслуженное вами милосердие.
— Я отдам вам книгу, ваше величество, — Ивенна по-прежнему смотрит в пол, пытается сосчитать темные прожилки на паркетном полу, но в глазах рябит.
— Книга — это мелочь. Подумайте о своем супруге.
— Что я должна сделать?
— Квэ-Эро. Род Эльотоно потерял право на герцогский титул, но я не хочу отдавать провинцию чужаку. Вы же знаете — герцога любили в его землях. И он заботился о подданных, как умел, но искренне желал им добра. К сожалению, у герцога нет подходящих кузенов, титул можно передать только по женской линии.
Ивенна кивнула. Именно так Суэрсен стал герцогством, а не графством, когда присоединился к империи. Через жену князя Аэллин, оказавшуюся сестрой тогдашней наместницы. Энрисса продолжала:
— Вы выйдете замуж второй раз, уже по моей воле. Ваш супруг станет герцогом. Но именно вы будете заботиться об этих землях — так, как это делал ваш муж. И еще одно — вы вернетесь в Квэ-Эро с новорожденным. Мальчик будет считаться вашим сыном от второго супруга и унаследует герцогство.
Собственная боль обостряет все чувства, помогает услышать несказанное, увидеть скрытое:
— Вы уже знаете, что родите мальчика?
Но Энрисса и не собирается скрывать:
— Да. Это будет мальчик. И вы станете ему заботливой, любящей матерью. Точно так же, как другая женщина станет матерью ваших сыновей.
Ивенна все понимает: книга действительно ничего не значит — всего лишь символ поражения, как ключи от сдавшегося города. Вот подлинная цена и расплата. Наместница желает устроить будущее своего бастарда. Взамен — останутся живы близнецы. А Квейга не спасти… и она расплатится сполна. Пусть будет так. Ивенна даже не спрашивает, кто поведет ее к алтарям. Это не имеет никакого значения:
— Я все исполню, ваше величество.
Наместница кивает:
— Не сомневаюсь. Ступайте.
CVI
Законы империи Анра славились своим милосердием — сказывались сотни лет женского правления. Чтобы заслужить смертную казнь, нужно было воистину постараться. Не без оснований считая империю центром вселенной, судьи предпочитали приговаривать преступников к изгнанию, признавая эту кару страшнее смерти. А в последние годы всех, кого можно, отправляли на рудники. В школе столичного храма Хейнара даже говорили, что боги дают человеку жизнь и только боги вправе карать смертью, а посему смертную казнь следует отменить, как противоречащую божественной воле. Но пока что ученые беседы оставались учеными беседами, а Энрисса должна была следовать законам. «Совершивший государственную измену — повинен к смерти» и «Только наместница вправе приговорить дворянина к смертной казни». Судебная канцелярия провела следствие, подготовила обвинительный акт, представила его наместнице, но она должна была вынести приговор двоим обвиняемым: герцогу Квэ-Эро и графу Виастро.
Энрисса вздохнула — она сожалела, что не сдержалась. Граф Виастро не виноват, что оказался слишком проницателен. Но отступать некуда: нельзя приговорить к смерти одного мятежника и тут же пощадить второго. И уж тем более нельзя признаться, что ее величество велела судить графа Виастро по причине плохого настроения. Придется изворачиваться: сначала приговорить, потом помиловать. Пусть возвращается домой и носа оттуда не высовывает со всеми своими догадками. Гнев наместницы давно уже прошел, осталась только досада на собственную уязвимость.
Но что делать с герцогом… Казалось бы, чего проще? Государственная измена, предумышленные действия, повлекшие за собой смерть подданных империи, принуждение к нарушению закона, злоумышление против наместницы и Высокого Совета, и еще не заслуживающие отдельного внимания мелочи, вроде хищения собственности империи, похищение ребенка, находящегося под опекой Короны, использование запретных механизмов. А она все перечитывала и перечитывала обвинение, но так и не подписала. Золотисто-янтарный уют кабинета, смеющиеся парочки в парке, ветка жасмина в керамической вазе — она только сумела прогнать из этих стен призрак смерти, и вот опять? Она собрала бумаги в тонкую стопку, и вызвала секретаря:
— Приготовьте карету. Я отправляюсь в храм Хейнара.
— Прикажете известить храмовый совет? — Недоумевая спросил Ванр. Если наместница хотела посоветоваться со жрецами, это надо было делать раньше. Но Энрисса резко поставила его на место:
— Исполняйте только то, что вам приказано, господин Пасуаш.
Ванр поспешно вышел из кабинета. Он все никак не мог привыкнуть к новому положению дел: раньше он почти всегда знал, что задумала наместница, был не просто секретарем, но советчиком и соратником, или же Энрисса умело оставляла ему эту иллюзию. Теперь он стал даже не секретарем — мальчиком на побегушках, разве что шлейф за наместницей не таскал. Как он сожалел, что не сумел изобразить великую радость, узнав о предстоящем отцовстве. Устал, видите ли, притворяться, свободы возжелал! Вот теперь ходи за бывшей любовницей следом, да жди, когда она решит «вознаградить его по заслугам». Ванр не сомневался, что за награда его ожидает, не знал только, что Энрисса выберет: яд или несчастный случай. Он бы с радостью бежал — да понимал, что наместница не выпустит жертву. Он нервно оборачивался на каждый звук, выбирал самые людные коридоры, потерял аппетит, но каждое утро исправно появлялся перед наместницей с обычным докладом. Ванр не понимал, почему она выжидает, он вообще перестал понимать наместницу. Вот и сейчас, что она собралась делать посреди ночи в храме Хейнара? Уж точно не молиться!
