XVII
Утреннее солнце настойчиво пробивалось сквозь тяжелые шторы. Ланлосс рывком встал с кровати, подошел к окну и с некоторой натугой распахнул створки — его покои располагались в старой части дворца, окна там были во всю стену, с мелкими стеклами в частом переплете из массивного старого дерева. Несмотря на лекарское зелье, голова отчаянно болела, старые испытанные средства — свежий воздух и холодная вода — против обыкновения, не помогли. Генерал Айрэ — впрочем, нет, уже не генерал, а граф Инхор — устало опустился в кресло и развернул свиток. Да, все так и написано, черным по белому, вернее, по желтому: «его сиятельство, граф Инхор». Аред бы их всех побрал!
Ланлосс не представлял себе жизни без военной службы. Еще мальчиком, в разваливающемся отцовском доме, где единственной ценностью были старые книги, бережно хранимые уже не одним поколением, он перерывал трактаты на полках, выискивая труды по стратегии и тактике. Увы, дед и прадед отдавали предпочтение религии и поэзии. Даже теперь, почти тридцать лет спустя, Ланлосс не мог представить, чего стоило отцу, скромному переписчику в управе, простому горожанину, получить пропуск в дворцовую библиотеку для своего десятилетнего сына. Мальчик проводил там все разрешенные часы, зарывшись в старые свитки, вернувшись домой, он по памяти расставлял солдатиков на собственноручно нарисованных картах и переигрывал величайшие сражения древности. Уже тогда он точно знал, что будет военным. Отец отговаривал единственного сына от безумного решения, уж он-то знал, как тяжело простолюдину продвинуться на военной службе, но юный Ланлосс ничего не желал слушать. К двадцати годам он был лейтенантом и получил дворянство, а в двадцать четыре стал самым молодым генералом в истории империи. Потом началась война с Островами, и наместница Амальдия чуть было не отправила его в отставку после дерзкого выступления на Высоком Совете, где молодой генерал пытался объяснить старому военачальнику, что так войну не выиграть и за сотню лет! Увы, Высокий Совет не разделил его мнение. Состарившаяся Амальдия давно уже не доверяла никому моложе пятидесяти лет, Хранитель традиционно поддерживал наместницу, бургомистр молча страдал, думая о военном налоге. Магистр Илана рассматривала кончики ногтей, всем своим видом показывая, как омерзительны ей, белой ведьме, разговоры о смертоубийстве, а магистр Ир не сводил глаз с молодого нахала, и его брови мохнатыми гусеницами сползались на переносице. Тогда обошлось, всего лишь высмеяли и отправили в самую гущу военных действий, и тринадцать лет он метался со своими малочисленными отрядами по всему фронту, латая дыры, сохранял видимость победного наступления, а на самом деле не позволял островитянам с позором выкинуть «не знающих поражений» воинов империи с их земли. Он настолько устал от бесплодного ожидания, что смерть Амальдии воспринял с усталым равнодушием. Но новая наместница все изменила. Она вызвала опального генерала в Сурем и, после часового разговора наедине, назначила военачальником. Ланлосс пообещал выиграть войну за три года и сдержал слово, и теперь он не понимал, за что с ним обошлись так сурово. К сожалению, генерал слишком мало интересовался политикой, чтобы понять простую истину — его боялись. Он глянул на клепсидру в углу и позвал оруженосца, нужно было одеваться, чтобы успеть на прием к наместнице. Ланлосс не сомневался, что его неприятности только начинаются, хотя и не мог представить ничего хуже Инхора. Горное графство на границе с Суэрсэном столетиями оставалось самым бедным в империи, единственным, не вносящим в казну налоги, а только забирающим деньги. Из десяти рожденных младенцев до года там доживали в лучшем случае двое, а из злаков выращивали только желтую травку, самый распространенный дурман. Даже постаравшись, Ланлосс не смог бы вспомнить более жуткой дыры, а ведь с него спросят за этот треклятый Инхор, спросят быстро, он и оглядеться не успеет.
Наместница встретила графа Инхор приветливой улыбкой, даже предложила сесть в кресло. Ванр, с услужливым выражением лица замер за спиной свой повелительницы. Ланлосс отвернулся, сделав вид, что рассматривает кабинет — щеголеватый секретарь почему-то необъяснимо раздражал его. Молодой чиновник ничем не отличался от прочих придворных шаркунов, но Ванра Пасуаша, на взгляд генерала Айрэ, было везде слишком много. Кроме того, он привык доверять своей интуиции, а интуиция брезгливо морщилась от одного лишь секретарского вида, чуя что-то уж совсем омерзительное. Ланлосс положил ладонь на рукоять наградного кинжала; бедняга оруженосец с утра успел обежать полгорода и найти достойную перевязь для такой ценности.
Наместница вежливо ждала, пока ее утренний гость рассмотрит кабинет, янтарные панели стоили внимательного взгляда. Их можно было изучать часами: тщательно подобранные разноцветные кусочки янтаря сливались в чарующую картину осеннего леса, если долго всматриваться, можно было даже услышать шум листвы… столько времени у Энриссы не было. Выждав еще несколько минут, она приступила к делу:
— Я понимаю ваше состояние, граф, лучше, чем кто-либо другой. Я знаю это ощущение, когда жизнь полностью меняется в одно мгновение, и нужно все начинать сначала, когда нет возврата к прошлому и то, что осталось позади — кажется дороже всего. Но поверьте мне, я прошла через это и знаю, о чем говорю — будущее оказывается ничем не хуже прошлого, а порой даже и лучше. Ведь прошлое — уже было, а будущее — еще впереди, — тихий голос наместницы был полон теплого сочувствия, казалось, вчера в тронной зале и сегодня, в кабинете, Ланлосс видел двух разных женщин: первую — величественную правительницу в замысловатых белоснежных одеждах, вторую — усталую девочку в простой тунике цвета слоновой кости. — Я понимаю, что вы предпочли бы остаться военным, но у меня не было другого выхода. Вы командовали армией и сможете понять меня — самое трудное для любого правителя — найти верных людей, способных выполнить самые сложные поручения. Я не сомневаюсь в вашей верности, граф, и не сомневаюсь, что вы справитесь в Инхоре так же, как и на Островах. Это графство — наш застарелый позор, и теперь, когда война закончилась, можно, наконец, справиться с этой бедой… Можно найти способ, чтобы горцы выращивали хлеб, а не дурман, чтобы не умирали дети. И я не знаю никого, кто сможет сделать это, кроме вас. Вчера я наградила вас графским титулом, не спрашивая согласия, сегодня я задаю вопрос, и вы сами примите решение. Если вы откажетесь — Высокий Совет вернет вам чин военачальника, а я… я попытаюсь найти другого человека, чтобы отправить его в Инхор. Но поиски могут затянуться надолго, — лицо наместницы выражало искреннюю озабоченность состоянием дел в графстве Инхор и сожаление, что она ставит генерала Айрэ перед столь сложным выбором.
Ланлосс еще сильнее сжал рукоять кинжала. Великие Боги, она не шутит! Можно отказаться, и все вернется на свои места, он займется привычным и любимым делом, сегодня же уедет из Сурема на границу, давно пора задать варварам очередную трепку. Но печальный взгляд наместницы не давал сосредоточиться, мешал выговорить заветные слова. Бедная девочка, где ей найти нужного человека? Не блюдолизов же придворных горцам на съедение посылать! Ведь это тоже война, только другая, непривычная, новая, это вызов и, Аред их подери, Ланлосс Айрэ примет этот вызов, он никогда не трусил, никогда не отступал, не отступит и сейчас. Но почему она не могла сказать ему все это заранее, избавить от позора в тронной зале, от боли, от обиды? И он тут же сам находил объяснение: она женщина, и считает мужчин сильными и твердыми, нельзя же требовать от наместницы, чтобы та церемонилась с боевым генералом, как с фрейлиной на сносях:
