Квейг до сих пор не мог забыть наместницу Энриссу. Тогда, год назад, приехав принести присягу, он словно с ума сошел, остался в столице на полгода, не обращая внимания на тревожные письма из дома. Герцог не пропускал ни одного бала или приема, всеми правдами и неправдами пробирался в розовый зал во время докладов, прячась за спинами чиновников. Он пытался писать стихи, но, к счастью, вовремя остановился. Три года дружбы с Иннуоном не прошли даром, и даже ослепленный любовью, юноша трезво оценил свой поэтический талант. Он задолжал столичным ювелирам и книжникам, у которых покупал подарки для Энриссы, дважды дрался на дуэли без особой причины, никого не убил, но один раз был легко ранен, завоевал славу галантного кавалера и отъявленного возмутителя спокойствия. Наместница благосклонно принимала знаки внимания от красавца-герцога, и Квейг уже был готов на любые безумства, позабыв о строжайшей каре, ожидающей посягнувшего на верность наместницы своему каменному супругу, когда пришло известие о страшном бедствии, постигшем приморские земли — ожил спящий вулкан на одном из островов. Островитяне погибли, а побережье затянуло удушливым дымом и засыпало жирным пеплом, многие рыбаки, бывшие во время извержения в море, пропали бесследно. Герцогу пришлось срочно вернуться домой. Через несколько месяцев, справившись с бедствием, он немного отошел от любовного угара и ужаснулся, осознав, как близко подошел к опасному пределу. Он мог решиться на признание, мог оскорбить ее! Ведь наместница отличается от всех прочих женщин. Ее чистота — нечто основополагающее, такое же незыблемое, как путь светил и движение морских волн. Получив приглашение наместницы приехать на пятилетний юбилей ее коронации, Квейг ответил вежливым отказом. Энрисса не настаивала.
Письмо от Иннуона Квейг оставил напоследок, сначала разобрав всю остальную почту и просмотрев торговые бумаги, и только потом с удовольствием разломал печать с крылатым драконом, непонятно как попавшим на герб северных лордов. Если верить легендам, драконы, когда-то в прошлом, водились далеко на юге, а до нынешних времен не дошло ни чешуйки — только предания да витражи. Наверное, род Аэллин и впрямь пришел издалека, как и говорилось в их летописях. Иннуон приглашал друга в гости, уверяя, что летом в Суэрсене для разнообразия не лежит снег, зато великолепная охота и можно купаться в озерах. Квейг недоверчиво покачал головой: он понимал, что даже в Суэрсене снег не может лежать круглый год, иначе там жили бы одни варвары-рыбоеды, но не верил, что можно купаться в озере, которое промерзает зимой чуть ли не до дна. Но соблазн все равно был слишком велик: морской путь открыт, можно приплыть сразу в Солеру, столицу Суэрсена, а оттуда до горного замка уже рукой подать, не нужно тратить месяц на дорогу по суше, тащить с собой обоз и свиту. Квейг покосился на стопку документов, возвышающуюся на столе — а, была не была, не развалится же тут все без него за два месяца! И самое главное — вот уж кто-кто, а Иннуон точно приглашает друга в гости без всяких далеко идущих планов, девиц на выданье в герцогской семье нет и в ближайшие лет пятнадцать не предвидится. Погостит пару недель и вернется домой, до середины осени море замерзнуть не успеет. А еще можно взять Иннуона, махнуть через горы и навестить Ланлосса в его Инхоре. Бывший военачальник уже два года сидел безвылазно в этой дыре, и, что самое удивительное, судя по письмам, был доволен новой жизнью. Даже преуспел: в портах Квэ-Эро цена на желтую травку взлетела до заоблачных высот, и все равно ее невозможно было купить. Цеховые травники и лекари получали дурман, необходимый для некоторых снадобий, в намертво упакованных тюках, запечатанных личной графской печатью, и Квейг, со своей стороны, строго следил, чтобы ни один такой тюк не ушел на сторону. Вспомнив о Ланлоссе, Квейг ехидно улыбнулся — вот и еще один повод навестить Иннуона, тот ведь поспорил на самую старую бутыль вина в своем погребе, что генерал Айрэ не сумеет обуздать обнаглевших торговцев дурманом. В этом был весь Иннуон — упрямый и своенравный, но великодушный, как никто другой. Не веря в успех графа Инхор, он без разговоров и процентов одолжил Ланлоссу большие деньги, даже не надеясь, что тот сможет вернуть долг. Приняв решение, Квейг еще раз перечитал письмо: о смерти старой герцогини он уже знал и отослал соболезнования, а вот долгожданная беременность Соэнны оказалась для него новостью — наконец-то Иннуон взялся за ум, какая разница, по чьей воле пришлось пойти к алтарям — наследник все равно нужен. Молодой человек тяжело вздохнул, он понимал, что сердечные раны — сердечными ранами, а женитьба все равно неизбежна. Оставалось только надеяться, что отыщется женщина, способная вытеснить образ наместницы из его сердца. В любом случае, решать Квейг будет сам — приказывать ему некому.
V
Ванр устало потер виски и отложил в сторону пахнущий мышами свиток, так и норовивший вырваться из рук. Оказавшись на свободе упрямый кусок пергамента тут же свернулся в трубку. Прошло два года из отведенных наместницей пяти, а он ни на шаг не продвинулся в поисках. Энрисса как всегда оказалась права — Хранитель охотно отвечал на вопросы молодого чиновника, допустил его в запретную для простых смертных святыню — внутренний дворцовый архив и даже, пересилив себя, вежливо называл Ванра «господин Пасуаш», оставив на время привычное брюзгливое «молодой человек». Но все его благие намерения не привели к заметным результатам. Ванр заново проверил архивные записи, объездил храмовые школы, включая те, которых двести лет назад и в помине не было, собственными руками перебрал все книги в хранилищах, в слабой надежде, что искомую книгу просто не заметили среди прочих. Но нет, как и говорил с самого начала Старый Дью — книга пропала бесследно. Ванр не знал, что еще можно сделать. Единственный выход, приходивший в голову — обратиться к Дейкар, но наместница запретила даже думать об этом, а молодой человек больше не смел двурушничать. Он по-прежнему передавал ордену Дейкар сведенья, но только с ведома наместницы. Если он сейчас нарушит волю Энриссы и пойдет к магу за советом, тот прежде всего поинтересуется, где Ванр был эти два года, а господину Пасуашу вполне хватило и одного разоблачения. Право же, порой Ванр со злостью думал, что с Хранителем Кано обошлись слишком мягко — подумаешь, ослепили и изгнали, убить его было мало! Избавился, видите ли, от лишних книг, а Ванру теперь мучаться! А все-таки, интересно, куда этот хранитель подевался после изгнания, Старый Дью ведь так и не смог его отыскать? Да еще и ученик с ним… Чиновник задумался. Ведь не мог же слепой старик сам о себе позаботиться, у него всех умений и было, что книжная премудрость. Значит, ученику пришлось за двоих стараться, раз не бросил старого учителя. Впрочем, не такого уже и старого, если верить Дью, изгнанному хранителю всего-то и было сорок лет, в свои двадцать семь Ванр уже понимал, что это не возраст для мужчины. Но ведь и ученик тоже книжник, хранители берут в обучение совсем маленьких мальчишек, едва читать научившихся, никакого другого ремесла они не знают. Ну, походили по ярмаркам, порассказывали истории за медную монету, но это же все равно, что мастеру пол в чужой мастерской мести, да и не дело это — со слепцом по дорогам шататься. И ни в одну канцелярию писцом не устроишься, знали ведь наверняка, что их ищут. А где еще грамотеи нужны? Купец в приказчики человека с улицы не возьмет, в храмах своих умников хватает, переписчикам без цеховой грамоты гроши платят, да еще попробуй найди эту работу.
