— Я не собираюсь с вами никуда уезжать! С чего вы взяли, что мне плохо в моем собственном доме?
— А вы с Иннуоном все-таки разные. У него лгать лучше получается, — Квейг сумел не покраснеть, подумав, что он тоже неплохо наловчился.
Ивенна опустилась на каменный пол и села, обхватив колени руками:
— Ну, хорошо, да, все стало неправильно и мне плохо. Но почему мне должно быть хорошо с вами?
— Хотя бы потому, что я не Иннуон. В Квэ-Эро все по-другому: небо — яркое, солнце — горячее, море — теплое, вино — сладкое. Здесь можно замерзнуть насмерть даже летом. Мой дворец — не крепость, а дом из теплого розового мрамора с маленькими башенками и поющими на ветру флюгерами. — Он опустился на колени перед Ивенной, так, чтобы видеть ее лицо. — У нас нет витражей, потому что нет нужды стеклить окна, и по залам свободно гуляет ветер, а полы выкладывают мозаикой из кусочков слюды, и они холодят ноги, если ходишь босиком.
Ивенна подняла голову и с удивлением смотрела на молодого человека, а Квейг говорил дальше:
— По обочинам растут персиковые и абрикосовые деревья, когда они цветут — дороги становятся бело-розовыми от лепестков, крыши домов в городах выкладывают разноцветной черепицей, а девушки носят только яркие юбки — желтые, красные, синие. В тавернах пахнет жареной рыбой и молодым вином, а когда приходит время собирать виноград — ночи напролет жгут костры и девушки танцуют в давильных чанах. Больше всего детей появляется на свет через девять месяцев после сбора винограда, и никто не станет упрекать родившую без мужа.
Он замолчал на секунду, и прежде, чем успел продолжить, Ивенна попросила:
— Еще!
— В августе с неба падают звезды и матери позволяют ребятне бегать чуть ли не до утра в поисках упавшей звезды. Говорят, кто найдет ее — будет счастливым. Зимой из-за моря приходят колючие ветра, и моросит дождь, окна завешивают тяжелыми занавесями, или закрывают ставни, а руки греют о глиняные жаровни — горшки с углями, закрытые решеткой. Снега у нас не бывает даже в самые холодные зимы. Весна начинается, когда мальчишки-ныряльщики открывают сезон — они прыгают с прибрежных скал за губками, а потом продают их в порту. Купаться еще холодно, солнце не прогрело воду, а вот когда на пристанях швартуются первые корабли из холодных краев — самое время, значит вода уже теплая. Летом ловят креветок, их потом кидают на раскаленный лист железа и едят горячими, обмакивая в лимонный сок. Прямо на пристани продают самую свежую рыбу, там и жарят, на открытых очагах. А после бури собирают водоросли, из них делают бумагу, а некоторые мастерицы наловчились даже ткать.
— А что у вас сейчас?
— Сейчас лето и очень жарко, но мы приедем уже ближе к осени, как раз перед праздником урожая.
— Я еще не согласилась.
— Я подожду. До вечера еще много времени.
— Мы будем сидеть здесь весь день?
— Если понадобится, то и ночь, а утром я, как честный человек, буду просто обязан на вас жениться.
Ивенна замолчала, сама не понимая, чего ждет, почему сразу не скажет «нет». Сказки — прекрасны, их приятно слушать вечером у камина, но жизнь не имеет с ними ничего общего. И двадцативосьмилетние старые девы не выходят замуж за красавцев-герцогов младше себя на шесть лет. Не бывает чудес, да и не хочет она такого чуда! Не хочет замуж, не хочет уезжать, ведь расстояние ничего не изменит — только в посмертии разорвутся эти узы, паутиной залепившие душу. Сейчас она скажет «нет», только помолчит еще немного, подождет, пока замолкнет эхо сказки.
Иннуон стоял у окна, закрыв глаза: он не хотел смотреть на дорогу. Великие боги, как же он ненавидел ожидание! Когда от него уже ничего не зависит, и все, что остается — ждать, пока другие решат. Он всегда думал, что умеет ждать, умеет загнать ненависть на самое дно души, может размеренно дышать, знает, как заставить сердце биться в обычном ритме. Но сегодня ничего не помогало. Где-то там Квейг говорил с Ивенной, а его сестра должна была решить, уходить, или оставаться. И если еще вчера он колебался, терзаясь между ставшей привычной тягостью уз и предвкушением неведомой свободы, сегодня, сейчас, он жаждал только одного: чтобы все закончилось. Сколько же боли она причинила ему, его сестра, половина его души! Вырвать, вырвать эту боль с корнем, и его руки неосознанно двигались, словно рвали незримую паутину.
Ивенна съежилась, будто по вечной прохладе пещеры внезапно промчался ледяной ветер. Как же она устала от подспудной борьбы, от молчания, от тяжелых взглядов! Квейг хотя бы честен и хочет помочь. Лучше принять его милость, чем терпеть врезающиеся в плоть узы, что никак не могут разорваться. Или же посмертие… Иннуон будет свободен, а она? Но, так или иначе — решить, решить сейчас, немедля, потому что каждое слово, каждый жест, каждая мысль только сильнее затягивает путы. Она хочет вырваться!
— Хорошо, герцог. Вы меня убедили. Я принимаю ваше предложение, при одном условии — мы сегодня же уедем.
— Но вы не успеете собраться!
— Я ничего не хочу брать с собой.
Квейг не стал спорить. Наверное, так даже лучше, пусть начнет все сначала. А захочет что-нибудь — можно будет забрать потом, не сожжет ведь Иннуон все вещи сестры, как только она выедет за ворота. Жаль, что визит к Ланлоссу придется отложить, он не может ездить в гости с Ивенной до того, как назовет ее своей женой.
* * *
Квейг зашел в свою комнату, подхватил собранный еще вчера баул и отправился искать Иннуона. Если Ивенна не хочет проститься с братом — это ее право, а гость не может уехать, не поблагодарив хозяина за гостеприимство, да и потом — Иннуон ждет известий. Действительно, герцог Суэрсен нервно вышагивал по своему кабинету, из одного угла в другой. Увидев Квейга, он сразу же, обойдясь без приветствия, спросил:
— Ну что?
— Все в порядке, твоя сестра согласилась стать моей женой.
Иннуон опустился в кресло, на его обычно невозмутимом лице явственно показалось сначала облегчение, потом расстройство и, завершающим аккордом, гнев:
— Ты сказал ей, что это по моей просьбе?
— Нет, и ты не скажешь. Никогда.
Впервые со времени их знакомства Квейг был зол на друга: он не знал, что на самом деле произошло между братом и сестрой, возможно, что виновата была Ивенна, но над водопадом стояла она, а не Иннуон.
— Но как ты ее убедил?
— Иннуон, давай не будем. Убедил и убедил. Теперь надо жениться, пока невеста не передумала.
— Мы не сможем приехать на свадьбу. Соэнна…
— Знаю, так даже лучше. Для Ивенны.
— Похоже, тебе не пришлось ее долго уговаривать, — с горечью заметил Иннуон.
— Ты ведь сам этого хотел! А ей действительно будет лучше уехать отсюда. Не знаю, кому из вас хуже — но ей плохо, даже я это вижу.
Иннуон почти кричал:
