— Но ваше сиятельство, вы же сами приглашали учителей. Что еще там можно проверить?
— Те ли они, за кого себя выдают.
— Если что-то обнаружится — увольнять?
— Нет, сначала расскажете мне, я решу сам.
— Я правильно понял, что нужно проверить всю прислугу, от ваших лакеев до поварят на кухне? — Корман на всякий случай переспросил, уж больно странный был приказ. Что за разница, с какого хутора родом судомойка?
— Всю прислугу, Корман, всю. Без исключений. И не поднимая шума.
— А стражников?
— Стражниками займется капитан.
Управляющий прослужил всего год, и, несмотря на отменную выучку, ему не хватало невозмутимой исполнительности старого служаки-капитана. Он не удержался от вопроса:
— Ваше сиятельство, вы ищете соглядатая?
— Я ищу убийцу, Корман.
Молодой человек побледнел:
— Кого он убил? Я ничего об этом не знаю, это точно не в замке!
— Пока что — никого. Поэтому я хочу найти его как можно быстрее. Ступайте.
Управляющий проглотил остальные вопросы — герцог дал понять, что разговор окончен. Великие боги, убийца в замке! Им же кто угодно оказаться может: мужчина, женщина, даже мальчишка на побегушках! Ищи теперь не знаю кого неведомо где! Задал герцог задачу…
Остался последний разговор. Герцог бы с удовольствием оставил жену в полном неведении, но он знал, как быстро разлетаются слухи. Уже сегодня вечером Соэнна будет знать, что в замке творится что-то неладное, и обязательно придет к мужу выяснять. Лучше он сам с ней поговорит и скажет ровно столько, сколько сочтет нужным. Стоило бы отправить жену с детьми погостить к ее родителям, но Иннуон хотел подольше поводить наместницу за нос. Никто не путешествует поздней осенью, да еще с маленькими детьми без серьезной надобности. Последнее время супруги виделись только за обеденным столом, и обед проходил в полном молчании. Соэнна удивилась, когда, встав из-за стола, Иннуон предложил ей пройти к нему в кабинет. Прожив в замке почти семь лет она ни разу не была там, да и не стремилась. Войдя в комнату, Соэнна быстро огляделась по сторонам. Странно — ни одного витража! По всему замку они, даже просто в коридорах, а в герцогском кабинете — ни одного, хотя центральное окно по форме как раз подходит. Иннуон усадил супругу в кресло:
— Соэнна, я хочу, чтобы вы знали — у нас неприятности.
Герцогиня недоуменно посмотрела на мужа: это что же такое случилось, что ее ставят в известность, да еще с такими церемониями? Иннуон с самого начала их супружества оградил Соэнну от всех дел. Он правил герцогством, а за замком следил управляющий, у герцогини даже ключей не было. Соэнна была хозяйкой только в своих покоях. Она могла приказать приготовить на обед оленину вместо говядины, но за пряностями кухарка должна была идти к управляющему, а не к герцогине. Соэнна особенно не стремилась менять положение дел: младшая дочь в семье, она и сейчас не хотела ответственности. Слишком уж большое у герцогов Суэрсен было хозяйство, попробуй за всем уследи.
— Что произошло?
Иннуон усмехнулся про себя, хотя положение дел не располагало к веселью. Он не хотел рассказывать Соэнне все, как есть — если она действительно не будет знать про книгу, возможно, наместница и поверит в ее неосведомленность. Но Соэнна должна испугаться достаточно, чтобы быть крайне осторожной, и при этом не наделать глупостей. Кроме того, он давно искал случая поквитаться за столичного щеголя. Соэнна знает, что виновата, и от страха поверит в любую, даже самую невероятную ложь:
— Вы ведь помните нашего недавнего гостя, господина Пасуаша?
— Секретаря ее величества? Да, помню, — Соэнна умело придала голосу безразличную вежливость.
— Весьма искушенный кавалер, не так ли? Столичный лоск, безукоризненные манеры. Неудивительно, что ваша супружеская верность не устояла.
— Да как вы смеете! — Соэнна знала, что мужу все известно, но не собиралась уступать: нет доказательств — нет измены.
— Смею, вы погубили нас всех своей неразборчивостью! К счастью, у меня остались друзья в столице, они предупредили меня.
— Я не понимаю!
— Сейчас поймете, — мрачно пообещал герцог, — любезный господин Пасуаш — фаворит наместницы. А ее величество не любит делиться.
— Но ведь она же супруга короля!
— А вы — моя. И что это меняет?
Соэнна опустила голову:
— Что теперь будет?
— Не знаю. Наместницы традиционно недолюбливают род Аэллин, а вы сделали все возможное, чтобы напомнить Энриссе об этой традиции.
— Но как она узнала?
— Спросите об этом вашего кавалера. Понятия не имею как. Меня больше интересует, что она предпримет.
— Но ей же не в чем обвинить вас!
— Разумеется. Поэтому я хочу, чтобы вы соблюдали крайнюю осторожность. Никаких прогулок за пределы замка, даже по коридорам ходить с кем-нибудь из прислуги. Не выходите из своих покоев после темноты, и проверяйте лестницы — вдруг слуга случайно разлил масло. Я приставил к вам охрану — придется потерпеть.
Соэнна, все еще не поднимая головы, тихо сказала:
— Почему вы так заботитесь обо мне, после всего, что было?
— Не стройте иллюзий, дорогая, — с удовольствием ответил Иннуон, — я просто не желаю, чтобы наместница решала, когда мне овдоветь. Возвращайтесь к себе, сударыня, у вас будет достаточно времени поразмыслить, как далеко могут завести порывы страсти.
Соэнна ушла, Иннуон устало вытянулся в кресле: если кто-нибудь узнает об этом разговоре — изгнание герцогу Суэрсен обеспечено на законных основаниях. Клевета на наместницу — серьезное преступление. Но, Аред их всех побери, оно того стоило. Наступают тяжелые времена, ему не помешает иметь про запас несколько приятных воспоминаний, а что может быть приятнее испуганного раскаянья во взгляде собственной жены?
LXIX
В канун старого года в королевском дворце устраивали праздник для детей. Считалось, что чем раньше наместница познакомится со своими подрастающими вассалами — тем лучше. Все было как на настоящем взрослом балу: нарядные девочки в розовых платьях, мальчики в блестящих туфлях с серебряными пряжками, музыканты и разноцветное мороженое. Родителей на бал не допускали, дети приходили с наставниками, и под их бдительными взглядами старались вести себя по-взрослому, но радостное возбуждение то и дело прорывалось наружу. Наместница выходила в зал ближе к концу праздника, перед тем, как лакеи начинали разносить фруктовый пунш. Ей представляли детей, девочки ныряли в глубокие реверансы, преисполненные осознания собственной важности мальчики преклоняли колено. Наместница раздавала подарки, некоторое время наблюдала, сидя в кресле, как фрейлины устраивают игры для детей, и уходила, скрывая за положенной этикетом улыбкой головную боль. Несмотря на дворянское происхождение и светское воспитание, галдели дети немилосердно. Энрисса искренне сочувствовала их родителям — ей-то эту муку выдерживать два часа в год, а им — ежедневно. Неудивительно, что они так торопятся сдать отпрысков на руки прислуге.
