Петруша не знал о Маргарите ничего. Более того, он не замечал, что симпатичная девушка весьма интересуется его скромной персоной. Петруша, как боевой медвежонок, мотал головой, и ветер трепал завязки на мохнатой шапке, и было Петруше весело идти в этот чудесный московский вечер, когда снежинки ласково тычутся в лицо и за Москвой-рекой теплеют маковки церквей.
Маргарита ненавидела этого идиота в шинели. Ей было в принципе непонятно, куда он прётся на ночь глядя, заходя в магазины и совершая необъяснимые покупки. В супермаркете несовершеннолетний кретин приобрёл пакет сахарного песку, в магазине «Живые цветы» — мешок калиевых удобрений, в хозяйственном — баллон серебряной краски…
На углу Варварки объект остановился у машины, припаркованной возле дорогого магазина. Машина была с дипломатическими номерами, мальчишка разглядывал её минуты две. Потом слепил снежок и запустил в дерево. Потом достал чёрный фломастер и, воровато оглянувшись, подрисовал мужику на рекламе мушкетёрские усики. Пошёл дальше.
Маргарита надеялась, что кретин спустится в подземный переход и выйдет к Маросейке. На Маросейке припаркован неприметный серый фургончик, а в нём поджидал напарник Маргариты, который должен провожать этого олуха дальше. А Маргарита сядет в тёплую машину, включит музыку и выпьет кофе из термоса. «Ну пожалуйста, олух, сваливай на Маросейку, — умоляюще бормотала Маргарита.
К сожалению, олух не пошёл в подземный переход. Он протопал к памятнику героям Плевны — маленькой пирамиде, похожей на индейский вигвам и увенчанной крестом. Сунул монетку нищей горбатой старухе и принялся расхаживать вокруг памятника.
Агент остановилась неподалёку, делая вид что разговаривает по мобильному телефону. Мимо проплыл роскошный розовый лимузин, весь в лампочках, в окне мелькнуло личико поп-звезды.
Всего-то на пару секунд и отвлеклась Маргарита, провожая взглядом лимузин. А когда взгляд её вернулся к памятнику героям Плевны … мальчика там не было.
Маргарита вздрогнула, матерно выругалась и заметалась по пятачку среди припаркованных автомашин: что за наваждение?! Площадка вокруг памятника была пуста. За две секунды эта кадетская скотина не могла добежать ни до ближайших кустов, ни до лестницы, ведущей в подземный переход! Куда подевался? Растаял в воздухе?!
Она упустила его.
Через пять минут Миша Лебедзинский, округляя глаза, докладывал Колферу Фосту, что проклятый мальчишка «исчез, словно под землю провалился».
— Уверяю, у нас лучшая служба безопасности! — виновато тараторил банкир, и тучное сердце его замирало от страха. Колфер Фост слушал, темнея лицом.
— У меня лучшие сотрудники, — волновался Миша. — Они не могли упустить мальчишку по невнимательности. Здесь что-то особенное! Клянусь, я не понимаю.
Он немного помолчал и добавил неуверенно:
— Может быть, это магия? Мальчишка ушёл в параллельную реальность?
Глава 3. Осаждённая Плевна
Итак, куда делся Копейкин, неизвестно: но не прошло, можете представить себе, двух месяцев, как появилась в рязанских лесах шайка разбойников, и атаман-то этой шайки был, сударь мой, не кто другой…
Н.В.Гоголь. Мёртвые души
Привет, — сказал Петруша, поспешно прикрывая за собой маленькую дверь.
Внутри было сухо, тепло. Перед иконой Богородицы светились огоньки лампад. Паша Лобанов по прозвищу Мозг протянул Петруше крепкую руку. За ним — один из новопб-ращённых любителей выжигания — тощий, чернявенький неунывающий Антоша Бахирев из естественнонаучного лицея при МГУ. За свои талантливые пиротехнические эксперименты Антоша получил боевое прозвище Забабах.
А ещё Мозг привёл новенького: розовощёкий колобок в золотистых очках представился лаконично:
— Колян. Лицей МФТИ, класс с углублённым изучением кибернетики.
— Это Колян разместил на сайте ролевиков объявление про фотопробы, — пояснил Мозг. — Эффект немыслимый. Триста человек слетелось в одну точку, и всего за полчаса! Настоящий флэш-моб получился.
— Спасибо тебе, Колян, — Петя крепко пожал пухлую хакерскую ручку.
— Не вопрос, мы с парнями всегда готовы забодяжить мазуту, — разулыбался довольный Колян. — Особенно если Отечеству польза! Немного жаль толканутых… говорят, они там ещё два часа толпились. С топорами, мечами и копьями. Все ждали, когда начнут обещанный набор актёров для массовки «Сильмариллиона».
— Что-то Царевич опаздывает, — забеспокоился Петя.
Но в этот момент дверца открылась и с улицы, с дождя, полезла тощая горбунья в чёрной промокшей юбке, закутанная в драный платок. Тяжёлая жизнь сгорбила бабушку чуть не до самой земли: только кончик носа видать из-под платка.
— Ой, деточки, пушьтите погретьшша! — прошепелявила она, отчаянно окая. — На улице мокрынь, а у меня ноженьки болят, ох, болят!
— Заходите, бабушка! — кивнул Петя. Подмигнул ребятам: «Бабка древняя, глухая, не помешает».
— Шичас бы борщу горяченького… И полста капель для сугреву, — прошамкала бабуля.
Кадеты удивлённо смотрели на неё.
— Тот факт, што у вас борща для гостей не заготовлено, это ишшо полбеды, — не унималась бабка. — Гораздо хуже, что вы незнакомую бабку, не глядя, запустили с улицы. А вдруг это — никакая не бабка Пелагея, а вражеский шпион?
Тут старушка распрямилась. Откинула с лица замызганный платок, и на ребят насмешливо блеснули синие глаза Царевича.
— Чай, не признали, милые? Прикройте уста сахарные, очами ясными не хлопайте. Начинаем совещание!
— Ур-ра! — пискнул Петруша и навалился, обнимая. Паша Мозг подскочил сзади, весело толкая Царицына в ребра:
— Гений перевоплощения! Рассказывай, где письмо?!
— Вот оно, вот! — Ванька вытащил из-за пазухи смятую пожелтелую бумагу. — Вот, подивитесь на эту гадость! Чудо враждебной подлости! Фальсификация. Подложное письмо, написанное почерком в точности, как у графа Суворова!
Ребята притихли, разглядывая страшный документ. Он казался им неразорвавшейся бомбой. Петруше даже почудилось, что бумажка неслышно тикает от злобы. Ваня слегка провёл жуткой бумажкой над пламенем свечки — по краю письма вспыхнул и задрожал узкий огонёк.
— Слава Богу, — вздохнул Петруша. — Обезвредили…
— Я слышал, ихние рукописи не горят, — задумчиво заметил Паша Лобанов.
— Не путай, — заметил Ваня. — Их рукописи не тонут, а горят за милую душу.
— Только воняет сильно, — кивнул Петруша Тихогромов. — Подумать только, столько беготни ради клочка бумажки.
— Рукописи горят за милую душу, — зачем-то повторил Ваня и дунул на пламя, уже подобравшееся к пальцам. Осторожно, будто радиоактивную гадость, собрал пепел в плёночный файл, сунул в карман. — Просто выжигать надо грамотно.
Он шагнул в середину тесного помещения, освещаемого теперь лишь ласковым, струящимся светом полудюжины свеч.
