Глава 4. Царевич быстрого реагирования
В туманном сумраке окрестность изчезает…
Повсюду тишина; повсюду мёртвый сон;
Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,
Лишь слышится вдали рогов унылый звон.
В.Жуковский. Сельское кладбище
Итак, на Москву опустилась последняя ночь октября. В эту недобрую ночь, когда ирландские домохозяйки вызывают духов темноты, американские пуритане рядятся в чертей, а ревностные мексиканские католики зазывают мертвецов на ритуальное угощение, в самую кромешную полночь, когда каждый колдун от Таити до Калифорнии непременно распалит чёрную свечку, чтобы порадовать даймонов, — на пустынной дороге, ведущей к одному из старых кладбищ неподалёку от столицы, замелькали голубоватые огоньки. Рычащая музыка донеслась раньше, чем из тёмного тумана показались силуэты мотоциклистов. Они были навеселе. У передового байкера к рулю была привязана сушёная козлиная голова. За спиной другого всадника сидела девушка с красными волосами. Она держала в руке зажжённую бенгальскую свечу и невнятно что-то пела по-английски. Третий ехал на античном советском «Иже», перекрашенном и аспидно-чёрный цвет.
Всадники побросали мотоциклы на обочине и сквозь дырку в заборе проникли на старое кладбище. Воздух казался застывшим, как густой холодец. Точно погребальные курганы, возвышались в темноте промёрзшие горы мусора: сваленные в кучу лапник, сгнившие доски и развалившиеся венки, отчего-то страшные, будто пропитавшиеся смертью.
— Оба-на! Добрый знак! — рассмеялся упитанный мотоциклист в распахнутой чёрной куртке, перешагивая через дохлую собаку, валявшуюся на дороге. Он закинул голову и припал к початой пивной бутылке.
— Сегодня прекра-асно, — скрипнул голос худого, страшно жилистого человека с серьгой в ухе и лёгкой сединой на висках. Он обернулся к девушке:
— Погоди, старушка Кэтси, сейчас будет совсем интересно. Всё сделаем по правилам, строго по правильным книжкам.
— Клёво. Как в песне Алистера Кроули, — заулыбалась, показывая десны, старушка Кэтси, тряхнула красной чёлкой и замычала: — Воршип зе хелл, хани, воршип зе би-ист…
Они направились в старую часть кладбища — туда, где не было ни потемневших пирамидок с красными звёздочками, ни новодельных гранитных глыб с поясными портретами покойников, зато сплошь торчали кресты.
— Йопа-попа, — сказал крупный человек с бутылкой. — Вона видишь, ангел валяется? Это мы в прошлом году завалили. Имели этого ангела бензопилой, потом расписали всеми цветами радуги. Прико-ольно было.
Старушка Кэтси, увидев расчленённого гипсового ангела скорби, затряслась от беззвучного смеха. «Старушке» не было семнадцати, она недавно пришла в группу Стардемона (так называл себя жилистый). Ей приходилось и раньше участвовать в ритуалах группы, но сегодня был первый «настоящий» выезд — на кладбище, по полному обряду… Кэтси бодрилась, часто отхлёбывала пиво из банки, энергично жевала «Субмарину» с сарделькой внутри. И всё же страшно было: говорили, что Стардемон однажды принёс в жертву Люциферу живого человека — больного бомжа с медведковской промзоны
— Через час остальные подтянутся, сразу после концерта — проговорил Стардемон, сбрасывая куртку. Стянул через голову драный свитер и остался полуголый, бело-голубой, как скелет, весь покрытый сеточкой татуировки.
— А мы покамест подготовим жертвенник. Какая ночь! Подарок, а не ночка.
Четвёртый, молчаливый подросток с опухшим лицом, в чёрной засаленной бандане, — хронический героинщик по кличке Бакс, работавший на Стардемона как зомби, — положил на могильную плиту небольшой мешок. В мешке кто-то завозился, послышался слабый писк. Подросток Бакс, нервно подёргивая ртом, достал из мешка белую кошку с рыжим пятном на спине. Кошка была придавлена основательно, аж язык высунулся.
— Сюда, сюда, — приказал полуголый Стардемон. — Вон и могилка искомая. Повеселимся сегодня… Для начала надо удалить чужие символы.
Он пошёл на крест, занося лопату для удара.
Неожиданно куча мусора у низенькой ограды зашевелилась — какой-то нищий, дремавший среди могил, поднял голову.
— Здесь… кто-то есть! — зашипела девица, скаля тёмные десны, утыканные мелкими острыми зубами. Она стала похожа на бешеного зверька.
Оборванец поднялся на ноги. Типичный московский беспризорник: растянутые треники, болоневая женская куртка, а под ней — грязная клетчатая рубашка до колен.
— Да это шпана мелкая, — рыхлый байкер лениво сплюнул. — В принципе, можно его вместо котяры… Чисто приколоться.
Оборванец тупо глядел на приближавшихся людей, изредка мотая головой.
— Ребёнок совсем обкурился, — усмехнулся полуголый Стардемон, подхватывая лопату наперевес. — Не убегай, мальчик. Мы с друзьями уже возлюбили тебя. Ты нам сейчас пригодишься.
Оборванец, кажется, и не думал убегать. Странная улыбка появилась на его чумазом лице. В разорванном вороте майки серебряной искоркой мягко полыхнул нательный крест. Мальчик не спеша вытащил из глубокого кармана поношенных треников правый кулак…
Лунный свет заискрился на коротких серебристых рогах ручной баллисты, бьющей на триста шагов. Нет, не детская рогатка — страшный инструмент спецназа, с упором в локтевой сгиб, с неимоверным растягом убойной струны: титановый шпунёк, пущенный из такой баллисты, насквозь пробивает стальной противень,[3] и, как подкошенный тростник, падает злодей, получивший шпуньком пониже спины.
На худом запястье оборванца блеснул офицерский хронограф, в ухе невесть откуда взялась клипса портативной радиостанции, мигнула голубоватой искрой.
— База, у меня пациенты, — тихо сообщил оборванец в бусинку микрофона, висевшего под глазом на пружинке. — Вызываю подкрепление.
Наконец все поняли, что оборванец с офицерским хронографом — никакой не оборванец.
— Стреляю метко, бью свинцовыми грузиками, — отрекомендовался мальчик в заношенных трениках и нахмурился:
— Итак, господа оккультисты, у меня важное сообщение. Под этим крестом в ожидании Страшного Суда спит русский патриот-генерал Скобелев. Никто из вас не подойдёт к этому кресту живым.
— Это… типа чё такое, а? — изумлённо озираясь на старших, промычал подросток с мешком.
— Ну щас! — прошипел жирный и, взрывая ботинками могильную землю, нагло полез в атаку. — Голову тебе отрежу! Лично!
Стремительным движением мальчик вскинул руку. Резинка-струна прогудела и хлопнула — в руке мотоциклиста смачно взорвалась бутылка с пивом. Разлетелись звонкие осколки, на кожаных штанах повисли хлопья пены.
— Это предупредительный. Следующий будет в глаз, — процедил оборванец, вкладывая новый заряд в резиновую петлю.
— Шты-а? Пар-рву гада! — взревел Стардемон, вздымая лопату. И снова тугая струна задиристо пропела, вспарывая воздух нехорошим свистом свинца… Всё, битва началась.
