Уида наморщила нос.
– Красивый? Когда-то здесь начинался лабиринт, по которому Гион прошел в царство Эльсион Лакар. Здесь поблизости Гион оставил свою кровь, когда чудовище, обитавшее в туманах, напало на него в первый раз. Считается, что впоследствии Гион и мой отец убили этого монстра.
– Считается?
Уида покачала головой:
– Никто и никогда не мог понять, кто эти чудовища на туманной тропинке, откуда они берутся и куда исчезают, когда их убивает добрый меч.
Они спешились и привязали лошадей к дереву. Затем Уида ступила на камень и протянула руку Талиессину. Не раздумывая, он последовал за женой. Обнял ее за талию, огляделся.
Едва они поднялись на камень, как мир вокруг них переменился. Деревья стали выше, стволы – темнее, туман – гораздо гуще, и впереди заколыхалась тропинка. Едва различимые в дымке камни выступали из тумана, как пузыри. Это и был лабиринт короля Гиона.
Уида прошептала:
– Найти дорогу в приграничье можно почти и любом месте Королевства, только об этом никто не знает. Кроме меня, отца и еще нескольких…
– Например, кого? – тихо спросил Талиессин.
Уида покачнулась на камне, и Талиессин покрепче ухватил ее за талию.
– Например, об этих дорогах знает Элизахар, герцог Ларра… – сказала Уида. – Ты готов?
Обнявшись, они ступили на тропинку. В холодном влажном мире, где ни зрение, ни предчувствия не могли служить падежными проводниками, единственным источником тепла и жизни была Уида. Талиессин ощущал ее близость как спасение и льнул к ней всем своим существом.
Она быстро шагала по тропинке, виляя между камней. Он не выпускал ее руки ни на миг.
Неожиданно она застыла на месте. Замер и Талиессин.
Сквозь серый туман навстречу им медленно плыла огромная красная капля – она была размером с кулак. Она висела в воздухе, непрестанно шевелясь, как бы в попытке прорвать некую оболочку и пролиться на землю. Уида протянула навстречу ей ладони, и капля удобно улеглась там. Уида наклонила к ней лицо, прикоснулась губами. В тот же миг оболочка лопнула, и кровь потекла с рук Уиды вниз, на тропинку.
Она провела окровавленными пальцами по своему лицу, оставляя на щеках четыре полосы.
– Бежим! – сказал Талиессин.
И они бросились вперед по тропинке.
Талиессин увидел Аньяра первым. Эльф сидел на земле, прислонившись спиной к камню. Его смуглая кожа посерела, а глаза подернулись пленкой, как у умирающей собаки.
Завидев Талиессина, Аньяр дернул углом рта и проговорил:
– Уида, наконец-то!..
Талиессин опустился на землю рядом с ним, положил голову ему на плечо. Миг спустя с другой стороны очутилась Уида. Схватила бессильную руку отца, прижалась к ней губами.
Аньяр зашевелил губами. Вымолвил невнятно:
– Сумерки.
– Где Гион? – приподняв голову и заглядывая отцу в глаза, спросила Уида. – Отец! Не умирай. Где Гион? Почему он не пришел к тебе на помощь?
Аньяр молчал.
Уида тряхнула его за руку.
– Где король, отец? Он… тоже убит?
Талиессин метнул в сторону Уиды яростный взгляд.
– Как она может так говорить? «Тоже убит»… Аньяр еще не умер. Он еще не убит.
Но она продолжала безжалостно тормошить отца.
– Что с королем? Где он?
Аньяр с трудом поднял веки – ему хотелось заснуть, и впервые за долгие годы он мечтал снова очутиться в лучезарном эльфийском мире, где тишина способна так полно насыщать душу.
Но для того чтобы избавиться от назойливого голоса Уиды, Аньяр набрался сил и ответил:
– Гион не придет.
Этого оказалось мало. Уида продолжала теребить отца:
– Он жив?
– Должно быть, – сказал Аньяр. – Сбывается проклятие сумерек, Уида. – Он вдруг раскрыл глаза, и яркий свет вспыхнул в глубине его зрачков. – Чем ближе сходятся между собой две луны, Уида, тем ближе время сумерек… Гион не сможет остановить это.
– Почему? – быстро спросила она.
– Потому что он сам… сумерки, – прошептал Аньяр, снова расслабляясь. Ресницы упали на его щеку веером, пушистые и светлые, и на них заблестели крохотные капельки. Уида наклонилась над отцом и осторожно слизала эти капли кончиком языка, прикасаясь так бережно, словно это не язык был, а острый кинжал.
Аньяр вздрогнул всем телом, губы его искривились, и Талиессин вдруг понял, что умирающий эльф улыбается.
– Я любил твою мать, – сказал Аньяр. – Недолго. Пока не ушел в приграничье.
Из угла его рта выкатилась капля крови, за ней – другая, и вместе с этими каплями Аньяр истекал словами. Он говорил и говорил, торопливо и невнятно, а Талиессин с Уидой молча слушали, стараясь не пропустить ни звука.
– В приграничье мы жили по-настоящему, – шептал Аньяр. – Мы чувствовали себя смертными и оттого особенно остро ощущали себя живыми. Я не жалею. Гион… Уида, Гион – чудовище. Он больше не человек. Не Эльсион Лакар. Он – нечто другое. Он – сумерки, их часть, их порождение и породитель. Любовь Ринхвивар сделала его бессмертным.
– Разве эта любовь не стала для него спасением? – тихо спросил Талиессин. – Разве любовь вообще в состоянии истончиться и исчезнуть?
Аньяр не повернул головы в его сторону – берег силы для ответа.
– Любовь Ринхвивар не исчезнет вовеки, – сказал эльф. – Приграничье сгрызло самого Гиона… Ищите Чильбарроэса. Встаньте между двумя лунами, когда они начнут сближаться. Мне снился сон… – Он замолчал, потом улыбнулся, так ясно и просто, что на миг Уиде показалось, будто все происходящее – просто шутка: отец жив и здоров и сейчас просто разговаривает с ними о странных вещах. Но затем кровь изо рта Аньяра хлынула потоком, и он успел только добавить: – Уида, я любил твою мать.
Она тихо простонала и упала на его тело. Он больше не двигался.
– Уида, – сказал Талиессин и потянул ее за руку, – встань.
Жена подчинилась, не возразив ни словом, и они стояли в густом тумане, обнявшись, и смотрели, как Аньяр превращается в свет. Недолгое время свет этот плыл в туманах, заставляя мглу расступаться, а затем исчез за камнями старого лабиринта.
Не выпуская Талиессина из объятий, Уида поднялась на скальный обломок. Пора было возвращаться в Королевство, к людям. Талиессин покрепче обхватил ее руками, и ему чудилось, будто он держит в ладонях камень.
Неожиданно она повернула к нему голову и улыбнулась одними губами.
– Не считай, будто твоя любовь ничего для меня не значит, Талиессин, – заговорила Уида. – Только она заставляет меня чувствовать себя живой. Ни опасности приграничья, ни туманные прорицания Аньяра, ни сны, насылаемые Чильбарроэсом… даже ни конские скачки. Только твоя любовь, Талиессин. Давай разложим костер и останемся здесь еще на некоторое время. Королевство подождет. Осталось совсем недолго.