— Торговли или дипломатии, разумеется... Зависит от того, купил ты этот плащ или выклянчил. Кажется, дочка гробовщика к тебе благоволила?
Ренье сел, сразу стал серьезным.
— Она хорошая девушка, хоть и не вполне обычная. Ее зовут Генувейфа.
— Ты хочешь сказать — она не вполне нормальная, — поправил Эмери.
— Надеюсь, она не слишком ко мне привязалась, потому что я не смогу посещать ее часто, — добавил Ренье.
— Тебе вообще незачем посещать ее, — сказал Эмери. — Она привяжется к тебе, начнет от тебя зависеть, и тут ты — хлоп! — и уедешь.
— Конечно, ты прав. — Ренье вздохнул. И вдруг лицо его изменилось: — Главное-то не это! Угадай, кого я видел возле блошиного рынка?
Эмери невозмутимо ответил:
— Полагаю, пару блох, выставленных на продажу.
— Эгрея и Фейнне!
Старший брат сразу помрачнел.
— Они тебя заметили?
— Надеюсь, что нет. Я подослал к ним Генувейфу. Она подслушивала для меня все их разговоры.
— Мудрое решение.
— Ничего удивительного для того, кто станет дипломатическим советником при ее величестве, — напомнил Ренье. — Эгрей рассказывал Фейнне всякие небылицы. Дескать, привел ее в прекраснейшее место, расписывал несуществующие дворцы, которые их окружают, говорил о чудесных товарах, которые можно купить на здешнем рынке. Кувшины, поющие женскими голосами, еще какие-то дива...
Эмери молчал. Ренье видел, что брату неприятно слышать все это. Как будто речь шла о чем-то непристойном.
Наконец Эмери тихо попросил:
— Перестань, ладно?
— Ладно, — тотчас согласился Ренье. — Я и сам не в восторге от происходящего. Но вот чего я никак не пойму: откуда в Эгрее столько поэтичности? Я никогда не предполагал, что он способен изобрести такие красивые вещи.
Эмери молчал.
Ренье выдержал долгую паузу и осторожно добавил:
— А вдруг мы его недооцениваем? Что, если он и в самом деле влюблен в Фейнне? Влюблен по-настоящему, от всей души?
Эмери поморщился.
— Да что ты говоришь? Представь себе для начала душу Эгрея — и ты получишь полную картину того, как он умеет любить от всей души.
— Он говорил о жемчужинах, в которых навечно замерло отражение красавицы... — сказал Ренье. — Если человек способен придумывать такое...
— Да ничего он не способен! — сказал Эмери с досадой. — Я сейчас вспомнил, где слышал все эти красивости прежде. Это ранние стихи Пиндара в вольном прозаическом пересказе. У Эгрея нет ничего своего, запомни. Даже если тебе будет казаться, что он сочинил нечто или нашел некий выход, всегда знай: это краденое.
— Ты не слишком суров к нему? — спросил Ренье.
Вместо ответа Эмери фыркнул.
— Мой мальчик, я пожил достаточно, чтобы узнать свет и людей.
— О, — протянул Ренье. — Тогда конечно.
— Лучше скажи мне, как она... как Фейнне — она увлеклась им?
— Мне так не показалось, — ответил Ренье, припоминая то, что успел увидеть из переулка. — Она внимательно слушала, когда он рассказывал ей небылицы, но не более того.
— Может быть, имеет смысл открыть все Элизахару?
— Нет, — сказал Ренье.
Подумав, Эмери вздохнул.
— Конечно, ты прав. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Будем доверять здравому смыслу Фейнне.
— А в крайнем случае перережем Эгрею горло, — добавил Ренье и снял со стены шпагу. — Кажется, ты ждал меня, чтобы пофехтовать?
Магистр Даланн вызвала к себе Софену на второй день после их памятного разговора. Девушка явилась, настороженная и готовая ко всему. Она, правда, плохо представляла себе, чем именно может обернуться это «все», но держалась так, словно в точности знала, за какими именно шторами прячутся наемные убийцы.
Магистр читала какой-то пухлый том и время от времени делала в нем пометки ярко-синими чернилами. Услышав шаги девушки, Даланн подняла голову.
Уродливая голова карлицы, упиравшейся подбородком в огромную книгу, выглядела так, словно была отделена от туловища и лежала на столе сама по себе. На мгновение Софене почудилось, что так оно и есть, но тут губы Даланн раскрылись и знакомый голос произнес:
— Итак, дорогая, хочу поделиться с вами одной любопытной новостью. Только для вас — и исключительно ради наших с вами... э... новых отношений.
Софена стояла неподвижно, расставив ноги и расправив плечи. Она хорошо сознавала, как красива ее поза и как эффектно выглядит ее фигура, затянутая в черное. Лаконично и с легким вызовом. То, что надо.
Впрочем, на магистра Даланн эта демонстрация впечатления не произвела. Как обычно.
Карлица вышла из-за стола и просеменила перед Софеной.
— Об этом, разумеется, не стоит никому рассказывать, — добавила Даланн. — Вчера мы получили письмо. Граф Крост запрашивает Академию касательно новых специалистов. Если говорить точнее, его интересуют перспективные студенты, преуспевающие в изучении почв, эстетики и оптики.
Она остановилась и несколько секунд буравила Софену взглядом.
— Вы понимаете, что это значит?
— Не вполне, — ответила Софена.
Магистр деланно изумилась, громко выдохнула и снова затопала по кабинету.
— Почва, эстетика и оптика! — закричала она вдруг и рассекла воздух сжатым кулаком. — Вот что это значит! Ему нужен новый управляющий. Что вы слышали о графе Кросте?
Софена чуть пожала плечами, не желая признаваться в том, что о существовании названного графа узнала минуту назад.
— Граф Крост, — сказала Даланн, — очень важная фигура в Королевстве. Ее величество правящая королева относится к нему с особой милостью. Недавно ему было пожаловано новое поместье. Очень богатое. И граф ищет туда управляющего. Он не хочет нанимать кого-то «с опытом», поскольку ему не нужен чужой опыт. Он желает экспериментировать. Поэтому и послал нам запрос.
— А, — протянула Софена. Она начинала понимать но все еще боялась поверить.
— Мы, разумеется, ответили ему, что в Академии всегда найдется подходящий специалист, так что графу остается лишь выбрать. Но на самом деле выбор у графа будет очень ограниченным. Мы намерены рекомендовать ему вас, дорогая. — Тут магистр Даланн широко улыбнулась. Софена даже не подозревала, что это некрасивое, совсем не женственное лицо может приобретать такое ласковое выражение.
— Меня? — пробормотала Софена.
— Ну конечно! Полагаю, вас это должно обрадовать.
— Да, — сказала Софена, — очень.
— Правда? — строго переспросила магистр. Вы ведь не разочарованы?
