Эйле взяла кружку в ладони, сунула в нее нос, зажмурилась.
— Нет, моя мать такого не делала... Ах, добрый господин Эмери, считается, будто деревенские — непременно и стряпухи хорошие, и лекарки, и все знают про жизнь. Я хочу сказать — про телесную жизнь. А ведь это не так. Моя мать, к примеру. Она невкусно готовила. Я только здесь поняла — до чего же невкусно!
— Здесь все-таки побогаче, — заметил Ренье.
— Нет, не в том дело, что побогаче, — горячо возразила девушка, — а в душе дело. Она совсем без души готовила. Побросает в котелок все, что ни найдет, а там — пусть печка сама варит. Здесь, в городе, иначе. Здесь если человек идет в повара, значит, у него к такому есть наклонность. Вот разница.
— Что ты хотела мне сказать на самом деле, Эйле?
— Я больна, — вымолвила она и тяжело вздохнула. — И поделиться не с кем. Я ему об этом говорить боюсь. Да была бы здесь моя мать — и ей бы не сказала!
— Ну так скажи мне, я ведь лучше всякой матери, — посоветовал Ренье. — Мы же с тобой условились. Я — твой друг. Что бы ни случилось.
— Я больна...
— Назовите симптомы, больная, — важно потребовал Ренье.
Она смешно хлопнула ресницами.
— Я не понимаю... Что я должна назвать?
— Где у тебя болит?
Она начала перечислять. Ренье слушал некоторое время, а затем осторожно положил ладонь ей на живот.
— Ты не беременна?
— Как такое может быть? — удивилась девушка.
— Я тебе расскажу. — Подражая кому-то из профессоров, Ренье заговорил поучающим тоном. — Начинается все с поиска брачного партнера. Обычно самцы приобретают более яркую окраску и начинают вести себя вызывающе. Они намерены продемонстрировать себя самке с наилучшей стороны. Так, некоторые виды попугайчиков делаются ядовито-зелеными, в то время как в другое время года их естественный окрас — серый. Что касается самок...
Эйле залилась слезами.
— Вы смеетесь надо мной! — воскликнула она.
— Конечно, — охотно признал Ренье. — Потому что нахожу твои страхи глупыми. Ты, несомненно, беременна. Это естественный процесс. Иногда сопровождается не слишком приятными явлениями, но в общем и целом в девяноста семи случаях из ста завершается благополучно.
— Я думала, — еле слышно выговорила Эйле, — что это случается... ну, не всегда.
— Не всегда, — подхватил Ренье. — Только при соблюдении ряда условий. Вы конспектируете лекцию, сударыня? Учтите, на зачете я буду лютовать. Особенно это касается невнимательных студенток, которые полагают, будто могут сдать предмет исключительно путем демонстрации своих прелестей. Так вот, я — абсолютно равнодушен к любым прелестям!
Она с трудом сдерживала слезы. Ренье между тем ораторствовал:
— После того как самка отвечает на ухаживания самца благосклонно, наступает самый акт соития. Результатом этого акта обычно и становится беременность, которая длится от двух месяцев у морской свинки до года — у слонихи. Вы, сударыня, находитесь на расстоянии трех пятых от морской свинки и одной пятой — от слонихи. Ну, приблизительно. Чуть позже можно будет рассчитать точнее. Словом, у тебя, Эйле, будет ребенок от Талиессина.
Она разрыдалась. Для Ренье это оказалось полной неожиданностью. Он схватил ее в охапку, усадил к себе на колени, как маленькую девочку, и начал вытирать ей лицо рукавом.
— Не реви, — попросил он нервно. — У меня от женских слез делаются мурашки.
— Я думала... — прошептала девушка и замолчала.
Ренье чуть встряхнул ее.
— Говори. Не бойся — я не стану смеяться. И никому не скажу.
— Я думала, такое бывает, только когда хочешь ребенка. А если еще не решила, хочется тебе детей или нет, то ничего и не случится, — прошептала она.
— Несомненно, тебе хотелось этого ребенка, — со всей серьезностью отозвался Ренье. — Ведь это будет дитя самого Талиессина!
— Я не знаю... — Она протяжно вздохнула. — Не знаю. Я люблю его.
— Это первый шаг к желанию родить ребенка.
— Вы уверены, мой господин, что ребенок родится... нормальный?
— Я не видел ни одного ребенка, моя госпожа, о котором можно было бы сказать, что он совершенно нормальный.
— Вы смеетесь! — Эйле всхлипнула. — Вы все смеетесь надо мной.
— Прости. Я больше не буду. Просто мне не вполне понятен смысл твоего вопроса, Эйле. Что тебя тревожит? Ты — здоровая молодая женщина. Вряд ли рождение ребенка причинит тебе много хлопот. К тому же Талиессин найдет для тебя хорошую няньку, кормилицу, служанку — кого захочешь.
— Я не глухая, и глаза у меня тоже есть, — сказала Эйле горько. — Всего наслушалась. О Талиессине говорят, будто он не человек вовсе. И не эльф. Так, чудище.
— Эйле, Эйле. Ты ведь видела его без одежды, ты ложилась с ним в постель — как ты можешь верить досужей болтовне? Вот лично я его голым не видел — но я не верю.
Эйле вдруг улыбнулась.
— Как я вам благодарна!
Ренье легонько поцеловал ее в макушку и спустил с колен.
— Иди, расскажи ему обо всем. Попроси, чтобы он снял тебе дом в городе. С прислугой, мужской и женской. Уединенный, с хорошей тяжелой дверью. И учти: ты теперь — важная персона, мать бастарда.
— Я — мать ублюдка, — горько сказала Эйле.
— Ублюдки нарождаются только у плохих людей, Эйле. А хорошие производят на свет бастардов.
— И какая же разница?
— Разница — та, что у бастардов обычно имеются права. В отличие от ублюдков, — сказал Ренье. — Уж поверь мне, Эйле, в этом вопросе я знаток. Если у принца не будет законных детей — или если с законными детьми что-нибудь случится, у него всегда останется бастард. Постарайся воспитать ребенка в преданности отцу и другим братьям. Пусть не держит на отца зла, когда Талиессин возьмет себе жену.
— Этого я тоже боюсь, — сказала Эйле.
— Он не может жениться на тебе. Только не он, — сказал Ренье. — Еще два поколения назад эльфийский король имел право заключить брачный союз с любой приглянувшейся ему женщиной. Талиессин — последний. Не слишком счастливая судьба, но тут уж ничего не поделаешь. Если он не найдет для себя эльфийку, династия прервется.
— Он говорил об этом... Я и сама не хочу. Какая из меня королева?
— Всему можно научиться. Даже тому, чтобы быть королевой. Но ты останешься королевской любовницей.
— Я боюсь, что, узнав о ребенке, он решится пренебречь законом, — прошептала Эйле.
— Талиессин влюблен, но достаточно разумен и знает, что такое ответственность. Откройся ему. Он — такой же хороший друг, как и я, Эйле.
Эйле застенчиво посмотрела на Ренье и вдруг попросила:
