Одгар опустил голову, что-то беззвучно прошептал, а после вскинул взгляд, полный страдания:
— Вы любили мою дочь?
Эмери чуть улыбнулся, из последних сил стараясь не поддаваться чужому горю:
— Нет, просто ухаживал за ней. Я и еще несколько человек. Она была окружена поклонниками. Конечно, если бы Фейнне выбрала меня — я был бы только счастлив, но она просто принимала нашу дружбу как должное. С ней было хорошо. Ее легко было любить.
— Вы любили ее, — повторил отец.
— Да, — сказал Эмери.
Неожиданно он вспыхнул:
— Расскажите мне все!
— Что именно?
— Все — о ней. Когда она была девочкой, мы очень дружили. Гуляли вместе, я показывал ей мануфактуру. Она неплохо разбиралась в тканях. У нее очень чуткие пальчики. То есть я хочу сказать — были.
— Не думаю, что имеет смысл говорить о Фейнне в прошедшем времени, — возразил Эмери. — Пока мы не убедились в том, что она мертва, будем считать ее живой. Лично я склонен считать ее живой.
— Конечно. Простите. Словом, я знал ее хорошо, пока она оставалась девочкой... — торопливо рассказывал отец. — Но потом она выросла. Слишком быстро это случилось. Я понял, что настала пора отпустить ее от себя. Какой она стала?
— Полагаю, она не слишком изменилась, — сказал Эмери. — Мне нравилось, что она так смешлива.
— Да, да, она была такой, — кивал Одгар поспешно.
— Иногда она пыталась быть лихой, как заправский студент. У нее это получалось очень мило. Она проявляла большую одаренность, особенно к оптике.
— Оптика? — Одгар удивился. — Но ведь она…
— Да, она незрячая, но в том-то и дело! Для того чтобы летать, не обязательно обладать зрением. Фейнне блестяще доказала это. Я не помню ничего более прекрасного, чем её полет...
Одгар, не стесняясь, заплакал. С тягостным чувством Эмери ждал, пока он успокоится. Наконец отец Фейнне вытер лицо платком и перевел дыхание.
— Вам еще предстоит встреча с ее матерью, — предупредил он, пытаясь улыбнуться, — а это гораздо труднее, чем разговаривать со мной. Готовьтесь.
— Пожалуй, я выпил бы вина, — протянул Эмери. — Меня пугают нервные женщины.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Одгар, — она мать.
— Ладно, как-нибудь выдержу... Для начала я хотел бы узнать кое-что у вас. — продолжал Эмери. — Скажите, в жилах Фейнне нет эльфийской крови?
— Странное предположение... Она — девушка из городской среды. Мы никогда не были особенно знатными, ни я, ни ее мать.
— Какое-нибудь семейное предание, — подсказал Эмери. — Легенда. Возможно, незаконнорожденные дети.
— Нет, — твердо ответил Одгар. — Ни о какой крови Эльсион Лакар не может быть и речи. Откуда у вас появилось столь дикое предположение?
— Не такое уж оно и дикое, — проворчал Эмери, — и появилось не у меня, а у самой королевы, так что выбирайте выражения.
— Простите, — снова сник Одгар.
— Я могу задать тот же вопрос вашей супруге?
— Последствия за ваш счет, — предупредил Одгар. — Она может разрыдаться, упасть в обморок, убежать и запереться в своих комнатах на несколько дней. А может и вполне разумно ответить. Предсказать невозможно.
— Я согласен рискнуть, — кивнул Эмери.
— Неужели это так важно?
— Да, — сказал молодой дворянин. — Особенно если учесть ее дарования...
— Но вы ведь не намекаете на то, что враги Эльсион Лакар могли причинить ей зло?
Последние слова дались Одгару с очень большим трудом.
Эмери медленно покачал головой.
— Я видел последствия крестьянских бунтов против эльфийской крови, видел и самих бунтовщиков... Мне даже пришлось отбирать у них жертву. Одну девчонку, которую хотели убить только за то, что приняли ее за эльфийку, хотя она была обыкновенной дурочкой. Нет, вряд ли кто-то принял Фейнне за эльфийку. Она ведь очень земная... как наливное яблочко.
— Да, да, это так, — кивал Одгар. Он посидел еще немного, погоревал, а затем встрепенулся: — Ну что, вы готовы? Идемте, я представлю вас жене.
Мать Фейнне встретила их в маленькой гостиной, куда уже доставили вино и сладкое печенье в вазочке. Комната была обставлена с большим вкусом — и снова ощущалось, что хозяйка дома не принимала в этом никакого участия: ни одна вещь не соответствовала здесь ее личности: ни полка, уставленная расписными керамическими сосудами — коллекцией, собранной в самых разных уголках Королевства, ни тяжелые кресла, передвинуть которые с места на место можно было лишь приложив значительную силу, ни старинные клавикорды возле окна: кого угодно можно было представить себе за их клавишами, только не мать Фейнне.
Эмери вежливо поклонился увядшей женщине с очень бледным лицом: сразу видно было, что она почти не покидает дома.
— Фаста, это — посланец ее величества, господин Эмери, — представил гостя Одгар. — Видите, сударыня, королева не забывает нас!
Фаста уставилась на Эмери выцветшими глазами и ровным голосом предложила ему сесть и угощаться. Эмери не преминул воспользоваться приглашением: плюхнулся в кресло и начал жевать печенье за печеньем.
— Я только начал поиски, — сообщил он Фасте. — От того, как много вы мне расскажете, зависит, будут ли они успешными.
— Что вы желаете знать? — спросила Фаста.
— Все, — ответил Эмери.
Фаста медленно повернула голову и посмотрела на мужа.
— Оставьте нас, господин мой, — попросила она. — Я хотела бы поговорить с посланцем ее величества наедине.
Ни словом не возразив, Одгар удалился и притворил за собой дверь.
Фаста молча уставилась на Эмери. «Почему она не завела других детей? — думал он, рассматривая женщину. — Она ведь была красивой. Боялась рожать новых из-за увечья Фейнне? Хотела уделять слепой дочке как можно больше внимания? Или просто перестала подпускать к себе мужа из отвращения к мужчинам? Я слыхал о таком: будто после рождения детей женщины проникается ненавистью к любовным связям...»
Он вздохнул. Слишком мало он знал о женщинах. Не стоит и пытаться понять их.
Неожиданно Фаста прервала молчание:
— Что вы думаете обо мне?
Он вздрогнул и едва не поперхнулся печеньем.
— С моей стороны, полагаю, будет некоторой дерзостью выносить суждение о хозяйке дома...
— Да бросьте вы! — Она размашисто махнула рукой, как будто была обычной торговкой фруктами: жест, куда более подходящий для рынка, нежели для изысканного городского дома. — Ну, не виляйте! Что вы обо мне думаете?
— Полагаю, вы очень огорчены случившимся, — осторожно ответил Эмери. — Думаю, не слишком верите в мой успех. Сомневаетесь в правильности выбора, который сделала королева, отправив на поиск вашей дочери меня. Я думаю, вы ошибаетесь.
