Вздохнув, он потушил лампу. Ему предстояло ползти в темноте, волоча за собой приятеля. Да еще проверять, не сполз ли он с расстеленной куртки.
В темноте послышался шепот:
— Радихена... Рыжий... Это ты?
— Кто еще? — сказал Радихена чуть громче, чем намеревался. — Конечно я.
— Сосед... с несчастливой койки! — Тейер, кажется, пытался засмеяться.
— Держись за края куртки, — велел Радихена.
— Что это за проход?
Радихена слышал, как Тейер ворочается и кряхтит устраиваясь удобнее.
— Понятия не имею, — ответил Радихена. — С моим везением мы скоро окажемся в тупике.
— С твоим везением... мы выберемся отсюда, — возразил Тейер. Он ахал и охал: судя по звукам, которые издавал раненый, у него в теле не было такой косточки, которая бы не болела.
«Зачем я его тащу? — думал Радихена. — Какое мне до него дело?»
Он представил себе, как Тейер, брошенный, умирает в темноте, и пополз дальше, волоча за собой куртку.
Дорога казалась бесконечной. Они останавливались еще раз шесть. Коридор не имел ответвлений — по крайней мере, Радихене не приходилось делать выбора.
«Так может пройти целая жизнь», — думал он. Один из беглых, что кормились возле пастуха, говорил, будто боль делает дни длиннее, а скука их укорачивает. И теперь Радихена, только чтобы занять мысли, пытался понять, чего сейчас больше: скуки или боли. Он боялся, что выберется наружу дряхлым старцем, оставив самую значительную часть отпущенных ему лет под землей.
Через минуту идея показалась ему глупой, и он начал развлекаться другой, потом — третьей. Но оказалось, что и мыслей у него немного, и все они заканчивались очень скоро. Тейер опять потерял сознание. Дважды он сползал с куртки, и Радихене приходилось останавливаться и заново устраивать его.
А потом пришел свет.
Сперва он послал предвестников. Внезапно в тоннеле стали видны кое-какие детали: зеленоватые потеки на стенах, щербины, выходы породы, похожие на толстые веревки под самым потолком.
Радихена оглянулся назад и разглядел Тейера впервые за все эти часы: выше колена его нога была неестественно развернута, из разверстой раны торчала розовая кость. Вся куртка пропиталась кровью.
Свет тем временем рос и скоро окружал Радихену со всех сторон. Тоннель расступился и выбросил двух человек на широкую площадь.
Эта площадь, несомненно, находилась под землей, но здесь было светло и довольно просторно. Потолок, во всяком случае, был высокий, а свет лился из окон, прорезанных под самым куполом. Жилища, окружавшие площадь, были вырублены прямо в скальной породе. Вход в каждое из них украшался изысканной резьбой и инкрустациями.
Радихена никогда не видел ничего подобного. Он остановился на самом краю площади, не в силах сделать больше ни шагу. Тейер лежал у него за спиной, наполовину теряясь в тоннеле.
Подземный город ослеплял. Позолота отражала солнечный свет, а цветные стекла преломляли его, и густые пёстрые лучи, точно снопы, были разбросаны по воздуху — так, по крайней мере, казалось.
Перевитые хвостами змеи, вздыбленные фантастические лошади, бородатые небесные светила и скрещенные руки невероятной тонкости и изящества — все это в странном порядке было разбросано по отвесным стенам.
Имелись здесь даже цветы в маленьких ящиках перед окнами; однако растения, насколько мог судить Радихена, были искусственными: по большей части сделанными из самоцветов, а иные — из накрахмаленной ткани, расшитой стеклянным бисером.
Радихена закрыл лицо руками и заплакал.
Если бы его спросили, он не смог бы объяснить почему. Может быть, потому, что эта красота, особенно после ползания в тоннеле, оказалась для него чрезмерной — слишком концентрированной. Слишком отчетливо Радихена вдруг понял: для того чтобы насладиться увиденным в полной мере, действительно требовалось очень много знать. Восприятие нуждается в образованности в шлифовке — точно так же, как нуждается в ней умение вести себя в обществе. То, что называется «манерами»
Никогда прежде Радихена не страдал от того, что родился крестьянином и прожил в убогости — даже по меркам небогатых селян. В те годы ему это было безразлично. Он ведь сумел полюбить девушку и даже нашел для нее звезду в колодце — чего уж больше!
Но одна только городская площадь, да еще не в обычном городе, а под землей, разрушила все былые представления Радихены. Хуже того, он вдруг осознал, какой неполной, какой несовершенной была его любовь к той милой девушке. И та часть души, которая способна была воспринимать прекрасное — и которая находилась под тяжеленными завалами всей его предшествующей жизни, — испытала острую муку.
— Эй, ты! — произнес грубый голос.
Радихена раздвинул пальцы и глянул на говорившего. Прямо перед ним стоял, задрав разлохмаченную бороду, низкорослый кривоногий гном. Такой же, как те, что вызывали у Радихены оторопь наверху, в поселке.
Гном рассматривал человека, постепенно наливаясь багрянцем. Нос его покраснел, глаза сузились и начали метать огонь.
— Человек! — с отвращением проговорил подземный житель. — Что ты здесь делаешь? А тебе известно, что ты нарушил границы?
— Известно, — выдавил Радихена, не в силах побороть инстинктивного отвращения к нечеловеческой расе.
— Будешь отвечать перед господами судьями, — оборвал его гном. — Жди здесь. Не вздумай убежать — будешь убит на месте первым же, кто тебя увидит.
И быстро заковылял прочь.
«Господа судьи», о которых говорил этот гном, были трое чрезвычайно уважаемых крючкотворов. Обычно их призывали по каждому сомнительному поводу, от словесного оскорбления до имущественного раздора. Зная наизусть все законы, как подземные, так и людские, они распутывали любое дело в считаные минуты. Их решение всегда считалось окончательным — его не принято было оспаривать. В некоторых случаях господа судьи являлись в сопровождении стражи. Нарушение границ человеком расценивалось именно как такой случай.
Радихена кое-как пригладил волосы, обтер подолом рубахи лицо.
Тейер опять пришел ненадолго в себя и стонал сквозь зубы, мотая головой по куртке.
— Скоро? Скоро? — забормотал он, поймав взгляд Радихены.
— Что скоро? — удивился Радихена. — Жди. Велели ждать.
— Я не могу, — сказал Тейер.
Радихена пожал плечами и отвернулся. Он знал, что следует делать. Ждать. Отвечать на вопросы. Просить о помощи. Но для жалости к Тейеру места в его душе не находилось, и он не знал — почему.
Радихена вновь принялся смотреть на дома. Его завораживали эти произведения искусства. В них он угадывал наличие тайны. Разгадка этой тайны изменит все. Выведет Радихену из замкнутого мирка. Если только такое возможно — воспитать в себе умение понимать такие вещи...
