– Не надо, – процедил Вейенто. – Разумеется, я их видел.
– Если бы эта глупая дрянь просто убила правящую королеву, – продолжал Талиессин, махнув рукой в сторону Аббаны, – я отнесся бы к ней без особенной ненависти. Разумеется, я осудил бы ее на смерть, но без ненависти. Вы меня понимаете?
– Не вполне, – признался Вейенто.
– Я поясню мою мысль, – продолжал Талиессин. – Убийца заслуживает казни. Убийца королевы заслуживает казни. Это справедливо. И ненависть здесь ни при чем. Но она убила мою мать, дорогой кузен, а это существенно усложняет дело. Во всяком случае для меня.
– Что ж, – сказал Вейенто, – у вас есть все основания ненавидеть эту женщину… Не мне вас осуждать. Если вы действительно займете трон, вы будете вправе приговорить ее к смерти. Но при чем же здесь я?
– А! – подхватил Талиессин. – Она ведь призналась! Видите… – Он выдернул из-за пояса хлыст и ткнул в Аббану. – Повернись, шлюха! Покажи спину.
Аббана послушно заворочалась в тесной клетке, и перед глазами Вейенто предстала ее спина, исхлестанная кнутом.
– Видите, кузен? – усмехнулся Талиессин. – После десятого удара она поведала мне море разных неинтересных глупостей… Оказывается, она метила в меня. Хоть это признание и не вызывает у меня особенной радости, но и осуждать за подобное желание я никого не могу. Я ведь и сам поубивал кучу народу, так что отлично понимаю тех, кто жаждет от меня избавиться.
Он помолчал немного и заключил:
– Мама потянулась ко мне, чтобы попросить кувшин с холодным сидром, когда эта дрянь выстрелила. Об этом я узнал от нее самой – после пятнадцатого удара. Ну, еще десять ей отвесили просто так, чтобы я получил удовольствие.
– И вы его получили? – тихо спросил Вейенто.
– Нет! – почти весело отозвался Талиессин. – Ни в малейшей степени! Мне продолжать?
– А что, существует какое-то продолжение? – удивился Вейенто.
– Да.
– В таком случае продолжайте.
Уида опустила факел. По ее лицу Вейенто ничего не мог разобрать. Казалось, эльфийка не испытывает сейчас ровным счетом никаких чувств. Ей даже не было грустно.
В третьей клетке съежился, подобрав под себя ноги, Гальен. Ноги затекали, он ерзал, пытаясь найти более удобную позу, но ничего не получалось. Через его лицо тянулась полоса ожога, другая виднелась на плече.
Вейенто повернулся к Талиессину.
– Я не понимаю, ваше высочество, – вы что, пытали этих людей?
– Кажется, я только что вам об этом рассказывал, – отозвался Талиессин. – Имея кое-какие знакомства в армии, нетрудно было подобрать заплечных дел мастера. Грубоват, правда, не знает тонкостей, но этого и не потребовалось. Женщина, как я и предполагал, только шипела и плевалась, а потом разнюнилась и потеряла сознание. Мужчина оказался более полезен. Он-то и поведал мне, почему им обоим пришла в голову светлая идея избавиться от меня. Впрочем, я предполагал это и раньше, однако всегда приятно получить правду из первых рук.
Гальен следил за Талиессином с тоской. В отличие от герцога Гальен хорошо помнил капитана маленького наемного отряда по имени Гай. Видел, кем тот командовал. Видел, как подчиненные беспрекословно подчинялись ему. Гальен боялся.
Талиессин между тем забрал у Уиды факел и приблизил к решетке. Узник съежился, пытаясь отодвинуться подальше от огня. Талиессин помахал факелом, явно забавляясь происходящим, потом живо повернулся к Вейенто:
– Хотите, он и вам расскажет, кузен? Полагаю, ему нетрудно будет повторить то, что уже было высказано вслух однажды.
– Строго говоря, ваше высочество, я прихожусь вам отнюдь не кузеном, – проговорил Вейенто, оттягивая неизбежное.
– Строго говоря, вы и моей матери не приходились кузеном, но надо же как-то к вам обращаться! – возразил Талиессин. – Хотите, я буду называть вас дядей?
– Это еще хуже, чем кузен.
– Согласен. – Талиессин кивнул и снова обратился к пленнику: – Расскажи его сиятельству, для чего вы хотели убить меня.
– Это Аббана, – хрипло сказал Гальен.
Аббана вдруг ожила: начала биться о решетки всем телом и вскрикивать. Голос у нее был сорван.
– Это Аббана, – повторил Гальен. – Она хотела угодить его сиятельству. Герцогу Вейенто.
– Говори, говори! – закричал Талиессин, приплясывая с факелом в руке. Его тень кривлялась на стене, каждое мгновение искажаясь все больше и больше. – Громче говори, громче! Как мне рассказывал!
– Она считала, – перекрывая вопли Аббаны, продолжал Гальен, – что герцог Вейенто осыплет нас за это милостями.
– Какая чудовищная клевета! – выразительно произнес Вейенто. – Мне и в голову не приходило…
– Да бросьте вы, кузен, – развязно встрял Талиессин, – конечно приходило. Я даже думаю, что они вполне точно прочитали ваши мысли. Разумеется, вы вправе все отрицать. Я даже поощряю подобную неискренность: в ней есть что-то доброе.
Вейенто молчал. Талиессин посмотрел на него с удивлением:
– Вам нечего добавить, кузен?
– Буду искренен – нечего, – признался Вейенто.
– Я могу оставить вас с ними наедине, – предложил внезапно Талиессин. – Ненадолго. Я ведь не зверь. Понимаю, что вам нужно переговорить с ними без свидетелей. А кроме того, – он приблизил губы к самому уху Вейенто и прошептал: – Вам следует выбрать, кого из троих вы заберете с собой в герцогство.
Он отодвинулся и встал, весело склонив голову набок. Вейенто смотрел на него удивленно.
– Вы не ослышались, – повторил принц. – Одного из троих. Вы были добры к памяти моей матери, кузен, и я хочу, в свою очередь, побыть добрым с вами… Идем, дорогая.
Он взял Уиду за руку, и они покинули зал.
Вейенто остался один. Факелы, клетки, горящие глаза. Роскошь этого зала тонула в полумраке, тени, прыгающие по стенам, искажали пространство: они раздвигали перегородки и объединяли помещение, расположенное в самой сердцевине королевского дворца, с берлогами жутких чудищ, что таятся в туманах Междумирья.
«Чары Эльсион Лакар», – подумал Вейенто. Хотя он и знал, что никаких чар в прямом смысле этого слова не существует; есть лишь некоторые особенности, которые присущи эльфийскому народу. Называть это чарами – все равно, что обвинять в колдовстве женщину за красивое лицо, ребенка – за звонкий голос, собаку за пушистую шерсть.
Вейенто подошел к Аббане. Она сразу встрепенулась, схватилась пальцами за решетку. На левой руке пальцы у нее были переломаны и обвязаны тряпицей; пальцы правой беспокойно перебирали прутья.
– Я вытерпела все! – прошептала она, когда герцог наклонился к ней. – Я не называла вашего имени.
– Это безумие, Аббана! – отозвался он. – Как ты посмела?
