– Элизахар был прав – ты, няня, боевая старушка.
– Жаль его, – сказала вдруг няня.
Одгар только рукой махнул.
– Я потерял много больше, чем Элизахара…
Он продолжал заниматься делами. Торговля тканями давала хороший доход, сложные расчеты и переписка с клиентами отвлекали от горя.
А в стране становилось все тревожнее. Агенты Одгара привозили неприятные известия: о крестьянских бунтах, о грабежах на дороге, о странных разговорах в городских тавернах – о порче, о больной эльфийской крови.
И вот грянуло как гроза известие, которому почти невозможно было поверить: о том, что королеву убили прямо в столице, во время праздника, на глазах у всего двора и множества праздных зевак, что пришли поглазеть на скачки…
Слухи опередили официального гонца из столицы всего на полдня. Талиессин позаботился о том, чтобы не позволить людям наслаждаться пересудами и домыслами. Усталый человек влетел в Мизену верхом на коне к вечеру; он потребовал у магистратов комнату для ночлега и, пока для него готовили помещение, отправился прямиком на главную рыночную площадь. Торговля уже сворачивалась, лотки со стуком составляли на телеги, чтобы увезти на склад, рядом грузили полупустые мешки, а разносчицы уже расходились со своими корзинами.
При виде герольда все замерло. Человек этот сильно выделялся даже в многолюдной толпе; и не в том дело было, что он сидел верхом на запыленном коне.
«Просто у него такой вид – столичный, если вы понимаете, о чем я говорю, – поясняла потом одна торговка. – Говорят, если человек увидит правящую королеву, у него навсегда меняется взгляд. Иначе смотрит, чем мы. Вот и он так смотрел».
Герольд взял трубу, встряхнул; яркий красно-золотой флажок свесился с нее и блеснул на солнце. Громкий звук протянулся над площадью, призывая к вниманию. Затем настал черед голоса.
Человек был тощий, невидный, а голос у него – богатый, низкий, мощный. Так бы и слушать…
И голос этот прокричал о смерти правящей королевы и о том, что ее сын и наследник, принц Талиессин, принимает регентство, ибо законная власть переходит отныне к следующему потомку эльфийской династии – еще не рожденному принцу или принцессе от законной супруги регента, чистокровной Эльсион Лакар.
Одгар вернулся домой в смятении. Не к лучшему казалась ему эта перемена. И дело даже не в том, что королева умерла. Конечно, никто не предполагал, что она умрет так скоро и такой ужасной смертью. Конечно, жаль ее – она была добра и прекрасна. Такой запомнил ее Одгар еще со времен своей свадьбы с Фастой.
Но по-настоящему смущала Одгара не эта смерть, а странное поведение наследника. Талиессин по доброй воле отказывался от престола, называя себя всего лишь регентом. Почему? Он – потомок Эльсион Лакар, его кровь обладает волшебной силой, как и кровь его матери. И если его избранница – чистая Эльсион Лакар, то наследник, которому суждено родиться через несколько месяцев, полностью восстановит чудесные свойства династии. В чем же дело?
В побуждениях Талиессина Одгар угадывал нечто зловещее, чему не мог пока подобрать объяснения. Просто чем больше торговец тканями размышлял над тем, что услышал на площади от герольда, тем хуже становилось у него на душе.
Смута. Предстоит смута, думалось ему. А Фейнне где-то затеряна среди лесов, одна. Слепая девушка наедине с целым миром, и мир этот охвачен волнением.
Герольд говорил о жене Талиессина. Еще одна странность… Выходит, принц вступил в «простонародный» брак? Из века в век аристократия заключала только «аристократические» браки, и это было вполне естественно. Но теперь нет правящей королевы, и некому благословить союз двух сердец. И долго еще некому будет делать это. Несколько лет. Пока родившийся наследник или наследница не подрастет настолько, чтобы понимать смысл своего служения.
Что же такое этот Талиессин, если он добровольно принизил себя настолько, чтобы отказаться от эльфийского брачного союза, от эльфийского трона? Кто он? Неужели он то, что говорят о нем на дорогах и в трактирах, когда считают, будто поблизости нет верноподданнических ушей? Уродливое порождение эльфа и человека с отравленной кровью в жилах?..
Если он таков, нельзя надеяться на то, что его наследник, даже от чистокровной Эльсион Лакар, исправит положение…
Кое-что подтвердилось для Одгара в тот день, когда Мизену заняли войска. Опять явился герольд, на сей раз другой, и голос не такой великолепный. Оповестил жителей Мизены:
– В трудную эпоху междуцарствия, когда вся страна ожидает рождения истинно законного наследника, который вернет нашей земле процветание, – в этот час мы желаем полного спокойствия. Всякие разговоры о правящей династии должны быть прекращены. Наиболее болтливые господа будут публично казнены. Капитан гарнизона снабжен соответствующими полномочиями, записи которых сейчас находятся в зале заседания магистратов. Каждый желающий имеет право ознакомиться с ними.
И хоть Одгар не вел никаких разговоров, он невольно почувствовал, как сжимается от страха.
Капитан гарнизона казался человеком весьма несимпатичным: с грубым лицом, маленькими проницательными глазками и сжатыми бескровными губами. Судя по его виду, он был крайне недоволен тем обстоятельством, что его отвлекли от любимого занятия – драться с кочевниками, и теперь он готов был сорвать свою досаду на чрезмерно болтливых горожанах.
Наверное, многие в этот день чувствовали то же, что и Одгар, потому что город был непривычно тих и многие лавки стояли закрытыми.
Солдаты, впрочем, вели себя пристойно. Они были сыты и хорошо одеты, их разместили в двух трактирах, причем за содержание заранее заплатили из денег городской казны.
Дня через два город вышел из оцепенения, и вот тогда-то к Одгару в дом явился хмурого вида сержант.
– Прошу извинений, мой господин, – вежливо обратился он к хозяину дома, который побледнел как полотно и вынужден был сесть прямо в прихожей на сундук, чтобы не свалиться на пол от ужаса. – Мой капитан потерял это письмо и отыскал его только вчера вечером, за обшлагом старого мундира.
Одгар перевел дыхание.
Сержант только теперь заметил его состояние и удивился:
– Что с вами, мой господин?
– Ничего, – отрывисто сказал Одгар, пытаясь взять себя в руки. Ему стыдно было признаться в том, что он попросту испугался.
– В таком случае позвольте мне вручить вам письмо.
Сержант подошел к Одгару, невозмутимо положил ему на колени небольшой пакет и удалился, не закрыв за собой дверь.
Одгар взял пакет, подержал в пальцах, словно пытаясь обрести в нем силу, потом встал и запер дверь. Он поднялся к себе в кабинет, украшенный на стене большой картой, уселся за стол, отодвинул в сторону альбом с образцами тканей и пачку деловых писем.
Пакет был запечатан гербом герцога Ларренса. Вот еще одна странность. Какие дела у Ларренса могут быть к скромному торговцу тканями из Мизены?
