– Проклятье, ты испугал меня… – Адобекк уселся на кровать и энергично потер лицо ладонями.
– Так и было задумано, дядя, – признался Ренье.
– Ты что, провел там всю ночь? – Адобекк глянул на Ренье с подозрением.
Племянник поспешно затряс головой.
– Нет, дядя, что вы! Я дождался, чтобы та госпожа покинула дом, и только после этого… э…
Адобекк тихо зарычал сквозь зубы. Ренье засмеялся.
– Но ведь это вполне естественно, дядя!
– Да, – сказал Адобекк. – Неестественно переодеваться женщиной и забираться на балдахин постели королевского конюшего. Вот это неестественно, Ренье.
– Между прочим, никакого Ренье не существует, – сказал юноша, щурясь. – Вряд ли мои выходки повредят вашей репутации.
– Не повредят, если не выйдут за пределы этого дома.
– Должен же я был удивить вас, дядюшка… Так что с преступником? Мы, озабоченные благотворительницы, весьма озабочены. И даже решились на крайние меры, потому что вы упорно молчите, а никто другой ничего не знает.
– Ты почти убедил меня дать тебе ответ, – вздохнул Адобекк. Он посмотрел на племянника и фыркнул: – Проклятье, я не могу с тобой разговаривать!
– Почему? – удивился Ренье и склонил голову набок.
– Потому что меня не оставляет ощущение, будто я откровенничаю в борделе.
– Вы посещали бордель, дядя? – изумился Ренье.
– Я бывал в самых разных местах, дитя мое, – веско ответил Адобекк. – Когда ты поймешь, что такое долг, ты поймешь и это.
– А, – сказал Ренье.
Адобекк вздохнул.
– Слушай и запоминай, глупая женщина, и, быть может, наука старого Адобекка когда-нибудь пригодится и тебе. Очень давно я взял себе за правило никогда не принимать решений сразу. Трудно судить о человеке вот так, по первому впечатлению. И даже в тех случаях, когда поступки означенного человека, казалось бы, вопиют – даже и тогда можно ошибиться.
– Вы говорите о нашем убийце?
– Да.
– Он еще жив?
– Вот именно, – сердито сказал Адобекк. – И в немалой степени потому, что я попросил королеву сохранить ему жизнь.
– Почему?
– Нет ничего проще, чем отдать приказание удавить его в тюрьме… Но это было бы бессмысленно, – сказал Адобекк. – Чем больше я думаю о нем, тем меньше привлекает меня подобный исход.
– Объяснитесь, дядя.
– Нет, это ты объяснись, Ренье! – вспылил Адобекк. – Чего ты добиваешься?
– Скажу потом. Сперва вы.
Адобекк пожевал губы, вытащил из-под подушки несколько липких фиг и сунул их в рот.
– Иногда по утрам хочется сладкого, – пояснил он. – У меня даже голова кружится, так велика моя потребность в сладком, а подобные потребности следует удовлетворять, не медля ни мгновения.
– Понимаю, дядя.
– Одного понимания мало для того, чтобы я согласился поделиться с тобой фигами, – предупредил Адобекк.
– Ну, это я так, чтобы подластиться, – отрекся Ренье.
– Гибкость хорошее качество для придворного, – одобрил Адобекк. – Так вот, этот парень, Радихена, попал между двумя жерновами.
– Вы имеете в виду королеву и герцога Вейенто?
– Я имею в виду его мужланское невежество и те крохи образованности, которых он успел нахвататься, – оборвал Адобекк. – Я не так примитивно мыслю, как ты, Ренье! Ты глуп даже для женщины.
– Для того я и задаю вопросы, дядя, чтобы поумнеть.
– Опять льстишь. – Адобекк хмыкнул. – Из тебя выйдет толк. У меня имеются некие планы насчет этого Радихены. Пока еще весьма неопределенные. Для начала я хочу, чтобы он связывал свое будущее со мной и моим расположением к нему… Ладно. Выкладывай, с чем пожаловал.
– Мы, то есть Эмери, Уида и я, мы считаем, что Вейенто подослал к Талиессину не одного убийцу, а нескольких. Радихена нам ясен, а вот о тех, кому поручено завершить незаконченное им, – об этих мы не знаем ничего.
– Я тоже предполагаю наличие так называемых дополнительных убийц, – сказал Адобекк. – Что дальше?
– Возможно, имеет смысл спросить об этом Радихену, – сказал Ренье. – Не исключено, что ему что-то известно. Что-то более содержательное, чем наши предположения.
Адобекк уставился на племянника. В утреннем свете отчетливо вырисовывались все морщины на мясистом лице старого царедворца, видны были мешки под глазами, тяжелые складки у рта.
– Вы очень умны, ты, Эмери и Уида. Пожалуй, я сойду в могилу спокойный за будущее королевства, – сказал Адобекк. – Но, видишь ли, Ренье, я не мог просто так прийти к Радихене и начать задавать ему вопросы.
– Почему?
– Потому что Радихена еще не готов отвечать мне. Потому что он пока еще не начал видеть свое будущее. И уж тем более не научился связывать его с моими возможными благодеяниями. Говоря проще, он не созрел. По моим сведениям, ты совсем недавно был ребенком и, следовательно, не забыл еще, что бывает, если съесть десяток зеленых яблок.
Ренье сказал:
– Ну, разное бывает… Иногда и без последствий обходится.
Адобекк поискал под подушкой, но фиги закончились, поэтому королевский конюший вытер руки о покрывало и стал озираться в поисках одежды.
– Вам подать приборы для умывания, дядя? – спросил Ренье, уловив этот взгляд.
– Нет, я позову Фоллона… Потом, когда ты наконец меня покинешь. Почему-то мне не хочется, чтобы слуги видели, как из моей комнаты выходит столь отъявленная женщина.
– Но ведь это естественно, дядя!
– Вторая за ночь!
– Это только сделало бы вам честь, дядя.
– Чума на твою голову, Ренье! Ты можешь в конце концов объяснить мне, для чего ты вырядился столь чудовищным образом?
– Чтобы вы захотели со мной разговаривать, дядя.
* * *
Когда дверь в камеру Радихены отворилась, пленник даже не поднял головы. Адобекк рассчитал верно: заключенный был достаточно слаб, чтобы представлять собой угрозу даже в том случае, если господин Адобекк останется с ним наедине.
А королевский конюший желал поговорить с пленником без свидетелей. Стражник не стал возражать. Опасности действительно не было, и не столько потому, что Радихена изголодался, сколько потому, что он нал духом.
Пока в камере меняли солому на свежую, пока приносили стул для господина Адобекка, Радихена лежал, забившись в угол, и не поворачивал головы.
– Он там, часом, не помер? – спросил стражник с озабоченным видом. Он принюхивался, пытаясь понять, не с трупом ли имеет дело.
