Женщина была с ними одна – Хейта. Талиессин, который прежде никогда толком не разбирался в людях, сразу определил в ней не столько юную девушку-подростка, сколько вздорное бесполое существо, склонное к хаосу: только посреди мятежей и беспорядков уверенно колотилось ее маленькое сердечко; мирная жизнь медленно убивала ее.
Хейта как будто впервые родилась на свет только тогда, когда вспыхнули первые искры пожара. Из бесформенного комка глины вытянулись ножки и ручки, тонкие, прохладные, липкие от возбуждения; загорелись хищные глазки, выставились в улыбочке остренькие зубки.
Из полусна, в котором протекли первые четырнадцать лет ее жизни, она восстала, ликуя, и сразу узрела перед собою божество, что призвало ее к полноценному бытию: человека, который назвал себя Гай.
Пылая любовью и благодарностью, она размышляла о нем целый день и всю ночь и утром сказала ему:
– А я думала-думала и теперь знаю.
– Что? – спросил он, болезненно щуря глаза.
– Гай – неполное имя. Уменьшительное. Да?
– Да, – сказал Талиессин.
– А какое полное?
«Гайфье», – хотел было ответить Талиессин, таким сильным оказался ее напор, но вовремя смолчал: назваться Гайфье означало практически выдать себя.
– Думай дальше, – сказал он.
И она отошла, покусывая палец.
Талиессин вспомнил об охотничьем домике, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и обе луны утвердились на небе. Он объявил людям, что знает в лесу хорошее укрытие.
– Уйдем все! – кричали кругом, волнуясь. – Завтра придут солдаты, уйдем все!
Женщины напирали на него, раскрывая рты, и он видел их потемневшие, раскрошенные зубы, и почему-то его втайне утешала мысль о том, что такими зубами они не смогут его разорвать.
– Забери всех! – надрывались они. – Ты ведь знаешь, что с нами сделают солдаты!
– Тихо! – заорал Талиессин, оттесняя их крупом коня. – Ничего они с вами не сделают, вы, курицы! Ничего, ясно вам?
Они притихли, и только в задних рядах кто-то продолжал недовольно ворчать.
Чуть тише Талиессин продолжил:
– Солдаты придут, это точно. Думаю, завтра – сразу после рассвета. В столице уже знают.
Он безошибочно метнул взгляд в ту сторону, где уже зрел вопрос: «А откуда, умник, тебе известно о том, что знают и чего не знают в столице?» – и быстро добавил:
– Это не первый мой бунт.
– Он верно говорит! – крикнули из толпы. – В столице уже все знают, мешкать нельзя!
– Если мы заберем с собой всех, то не успеем вовремя добраться до крепости, – продолжал Талиессин.
И снова его поддержал голос невидимки из темноты:
– Точно, точно! Бабы будут на хвосте висеть!
– Оставим всех, кто сойдет за мирных жителей, – продолжал Талиессин. – Солдаты не станут убивать женщин и детей.
– Почему? – заверещала какая-то женщина совсем близко от Талиессина, и принц почувствовал, как вздрогнул под ним конь.
– Потому что раньше они этого не делали, – устало сказал Талиессин. – Пусть и мужчины останутся, кто не хочет уходить. Потому что тем, кто уйдет со мной, дороги назад уже не будет: нас всех повесят, если схватят.
– Королева не вешает, – громко сказал какой-то мужчина.
Талиессину подумалось, что он знает, кто сейчас заговорил: невысокий, с ручищами как лопаты, с серенькой лысинкой, проглядывающей сквозь серенькие волосики. Неопределенных лет. Должно быть, этот.
Талиессин криво ухмыльнулся своим мыслям. Вот и настало время проверить, истинный ли он потомок Эльсион Лакар!
– Королева вешает, – уверенно произнес Талиессин. – Я сам видел, как она это делала. Стояла и смотрела, а тот человек дергался и вертелся на виселице. Рассказать?
– Да нет, – равнодушно отозвался прежний голос. – Я и сам знаю, что вешает. Просто тебя хотел проверить.
Талиессин внезапно поднял коня на дыбы. Толпа в темноте шарахнулась.
– Я беру всех мужчин, кто захочет, – крикнул Талиессин, и конь опустился передними копытами на землю. – Оставшиеся пусть ломают дурака, авось им поверят.
– Что ты обещаешь? – снова спросил рассудительный человечек с серой лысинкой.
– Ничего, кроме той крепости в Медном лесу, – сказал Талиессин. – И еще то, что не оставлю вас.
– А вот в это мы, пожалуй, верим, – сказал рассудительный человечек.
Отряд быстро собрался в темноте, которую рассеивали только лунные лучи, когда им удавалось пробиться сквозь тучи. Талиессин никого не принуждал – решение каждый принимал самостоятельно.
И когда они уже вышли на дорогу и двинулись в сторону леса, кто-то зашлепал босыми ногами по проселку и, догнав Талиессина, вцепился горячими руками в его рукав.
– Гай, возьми меня! Возьми меня с собой!
Он молча подхватил Хейту за руку и усадил в седло. Уткнулся подбородком в ее пыльные волосы, пахнущие мышами. Два широких луча, синий и желтый, скрещивались перед всадником на дороге, и Талиессин, не дрогнув, направил коня прямо в их перекрестье.
Охотничий домик короля Гиона принадлежал герцогу Вейенто. Сейчас это была его земля, его личные угодья. Герцог мог вернуться сюда в любое мгновение, мог прислать своих людей, мог отправить какого-нибудь капрала – проверить, что происходит.
«Что ж, – думал Талиессин, – пожалуй, люди Вейенто были бы сейчас для нас весьма кстати. Мы нанялись бы к нему охранять рудники. Меньше всего дорогому герцогу придет на ум разыскивать принца Талиессина у себя под носом. Да, это было бы забавно… Особенно если кто-нибудь из людей Вейенто распознал бы в Гае, капитане наемников, эльфа».
По счастью, в охотничьем домике за частоколом никого не оказалось. Только следы недавнего присутствия какого-то военного отряда.
В одной из комнат Талиессин обнаружил разбитую посуду, порванную одежду, пятна крови. Там до сих пор пахло бедой: отчаянием, быть может – неволей. И – полная неизвестность касательно участи тех, чья кровь осталась в доме.
Но Хейта, побывав здесь, пришла в неистовый восторг: она обнаружила несколько дорогих предметов, явно принадлежавших женщине: гребешки, обрывки лент, наборный поясок, туфельки.
– А мужчины еще болтают, будто девочка не может быть бандитом, – ликующе объявила Хейта Талиессину, вплетая мятую ленту в свои косматые волосы.
Он не стал возражать.
Едва только начало светать, Талиессин вышел проверить частокол. Пришлось укрепить несколько бревен и заменить брус на воротах, но в общем охотничий домик действительно выглядел настоящей крепостью. Талиессин остался доволен.
