Он обнял Фейнне, как будто искал у нее помощи посреди этого разлада вод. Она рассеянно прижалась к нему. В воздухе перед ней возникали и тотчас пропадали картины. Ей не требовалось теперь даже поднимать руку, чтобы что-то нарисовать, образы являлись сами собой, держались недолгое время и рассыпались на мириады мерцающих искр.
Создавалось ощущение, будто эти искры – живые существа, обитающие среди фонтанных струй. Та же сила, что заставляет их складываться в определенные узоры, вынуждает их бежать прочь друг от друга. Что-то взрывалось внутри каждой из картин и убивало ее.
– Я потеряла браслет! – послышался крик.
Этот голос, мелодичный, наполненный низко звучащей медью, показался еще одним соперником среди толкотни звуков; но нет – скоро среди фонтанных струй возникла женская фигура.
– Я видела ее прежде, – сказала Фейнне, с такой простотой произнося слово «видела», что сердце Элизахара стукнуло и на миг застыло. – Ее имя Аруидвар.
– Какая она? – спросил он.
– Красивая. Странная. Как можно описать эльфийку? Она везде и нигде.
Фейнне обвела в воздухе контур, кивнула собственному наброску, точно старому приятелю, и контур наполнился красками: появились раскосые, почти черные глаза, зеленоватые волосы – как окислившаяся медь, большой рот. Затем рисунок поднялся вверх, дрожа в воздухе, как будто сохраняться в целости давалось ему огромным напряжением воли. Некоторое время он был виден среди фонтанов, а потом приблизился к женской фигуре и лопнул, точно мыльный пузырь, осыпав Аруидвар водопадов разноцветных искр.
– Элизахар! – кричала она. – Я потеряла браслет!
– Она меня знает? – удивился Элизахар.
Фейнне прижалась к нему теснее.
– Не ходите туда. Никакого браслета она не теряла. Она играет.
Аруидвар раскинула руки и бросилась в ближайший фонтан. Струи подхватили ее, поволокли вниз. С того места, где стояли Элизахар и Фейнне, видно было, как водные потоки окутывают тело эльфийки, точно полосы ткани, как связывают ее и начинают переворачивать, запутывая все больше и больше.
В тот миг, когда она должна была с силой удариться о землю, водные путы лопнули, и Аруидвар, перевернувшись в падении, легко опустилась на ноги.
Вода струилась по ее телу, волосы, одежда – все было мокрым. Лицо ее сияло.
Она протянула к обоим наблюдателям руки, и с кончиков ее пальцев полились разноцветные струи.
– Я потеряла браслет! – снова крикнула она. – Уронила в водопад.
Элизахар посмотрел на Фейнне.
– Помочь ей?
Девушка вздохнула:
– Она не уйдет, пока не получит то, для чего приходила. Она ведь Эльсион Лакар.
– Любая женщина так поступает, – засмеялся Элизахар, но Фейнне даже не улыбнулась.
– Не любая.
– Там не в браслете дело, – сказал Элизахар задумчиво. – Она потеряла нечто большее, чем браслет.
– Или вообще ничего, – добавила Фейнне.
Аруидвар отступила, подняла над головой руки, зарылась ими в струи другого фонтана. Сквозь густую пелену воды видно было только, как сверкает, точно зеркало, ее темное лицо.
Зрелище завораживало: оно было красивым и вместе с тем отталкивающим, и все же Элизахар не мог оторвать глаз.
– Я пойду, – сказал он.
И быстро шагнул навстречу Аруидвар. Фейнне заметалась на месте. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он остался с нею, чтобы не приближался к эльфийской деве, у которой явно на уме какая-то проказа. Среди Эльсион Лакар были такие, что преследовали влюбленных и старались разрушить их чувство. Истинная любовь неразрушима, говорили они, но попробовать стоит.
Элизахар остановился в десятке шагов от Аруидвар. Теперь он отчетливо видел ее всю: очень смуглую, гибкую, очень высокую. Ее кожа светилась, каждый изгиб ее тела переливался сиянием, а глаза, напротив, были матовыми и тусклыми.
Она засмеялась, рассматривая Элизахара в упор, отступила еще на шаг и вдруг пропала среди струй фонтана. Вода поглотила ее.
В тот же миг Элизахар увидел на дне ущелья браслет: широкий золотой ободок, массивный, украшенный десятками самоцветов. Такое украшение вызывающе смотрится на тонком смуглом запястье, оно красиво на руке царственной особы и отвратительно на жирной лапе торговца. Изобилие украшений на этой вещи требовало особенного отношения, и Элизахар вдруг хорошо понял, почему Аруидвар так огорчалась из-за своей потери.
Он осторожно начал спускаться. Сперва это удавалось ему без особого труда, но затем выступы на скале стали значительно меньше, сам отвес – куда круче, но главное – камень здесь был сырой, скользкий, пальцы едва могли держаться.
Рев фонтанных струй был внизу почти невыносим. Диссонансы избивали слух, терзали его – так, как в другом мире бил бы по обнаженной спине кнут.
Неожиданно Элизахар понял, что не может выбраться. Струи были кругом, они обступили его и сомкнулись, тесно сплетясь, как ветви терновника. Пустые пространства между фонтанами были теперь затянуты картинами.
И каждая обладала собственным звучанием, как если бы Элизахар очутился в комнате, у которой вместо стен – раскрытые двери, и каждая, в свою очередь, ведет в другую комнату, а там, в той, другой комнате, происходят какие-то бурные, шумные события.
«Может быть, здесь родина музыки, – подумал Элизахар. – В первозданной грубости, страстная, она появляется на свет в фонтанных струях, низвергающихся с неба, а дальше – расходится по сторонам. Некоторые люди в силах услышать ее и записать, а другие – только воспринимают и передают, даже не подозревая об этом».
Он почти совсем добрался до браслета и потянулся уже, чтобы поднять вещь, когда неожиданно ощутил чье-то близкое присутствие. Он выпрямился и поднял голову. Аруидвар и Фейнне стояли где-то очень далеко, отделенные от него блестящей водной пеленой. Обе выглядели недостижимыми. Близость с Фейнне представилась теперь Элизахару как нечто невозможное, и он понял, что находится совершенно в другом мире.
Между тем чужое присутствие становилось все более настойчивым. Элизахар огляделся. Ему думалось, что, разглядев незнакомца, он сумеет понять, как выйти из ловушки. Но все происходило по непонятным правилам, и Элизахар, чтобы не растеряться окончательно, решил до поры вовсе не двигаться.
Издали он услышал крик Фейнне, и почти сразу картины, возникающие между столбами бьющей воды, вспыхнули ярче. Элизахар не понял, что послужило тому причиной. Может быть, они и появились сейчас здесь потому, что Фейнне представила их в своих мыслях. А может, они были здесь всегда, и приближение людей лишь вырвало их из пустоты и наполнило красками и светом.
В бесконечном падении застыла женщина; окутанная развевающимся шелком, она падала на острия мечей, вонзенных в землю, и каждый был нацелен на нее. Пылающие короны метались, как охваченные огнем бабочки, и среди них неподвижно стоял юноша с черным лицом и зелеными глазами: ни одна не задевала его. А затем появились две луны, гигантский золотой шар и ярко-синий шар поменьше, и они, расталкивая короны, то сближались, то расходились, выписывая в воздухе странные фигуры.
