Адобекк устроился удобнее, закинул ногу на ногу, немного утратил фундаментальность, зато приобрел некоторую сердечность. Это должно было расположить пленника к откровенности.
– Кстати, я в любом случае выясню, почему ты собирался убить его высочество, – произнес Адобекк.
– Да, – с легкой горечью промолвил Радихена. – Это ведь для вас самое главное.
Его большой, неопределенно обрисованный рот скособочился. Адобекк насторожился.
– А разве покушение на жизнь наследника – не главное? – удивился он строго.
Радихена развязно ухмыльнулся.
– Нет, – ответил он, как будто забавляясь. – Совершенно не главное.
– Интересно.
Адобекк снова уселся прямо, положил руки на колени ладонями вниз: так выглядело одно из королевских надгробий. Внушительная поза.
– Что же, по-твоему, главное, Радихена?
– Я убил Эйле, вот что я сделал. Понятно вам? – сказал Радихена. И вдруг мелко захихикал.
Его тело, растянутое между колоннами, тряслось и вздрагивало. Адобекк позволил себе поднять бровь.
– Только недоучки опускаются до истерик, – заметил Адобекк, дав пленнику несколько минут для этого странного смеха. И вздохнул с видом полной безнадежности: – Я так о тебе и думал: ты – недоучка. А жаль.
– А мне-то как жаль! – выкрикнул Радихена. – Мне как жаль! Знаете, господин, почему я согласился? Знаете, почему я решился убить принца? – Он перестал дрожать, застыл, и отвратительная слюнявая гримаса замерла на его лице.
– Разумеется, я этого не знаю, – холодным тоном отозвался Адобекк.
– Ради нее, – сказал Радихена. – Ради Эйле. Представляете? Я согласился на все только ради Эйле!
– Любовь поселян на лоне природы очаровательна только в пасторалях, – сказал Адобекк. – В натуральном, так сказать, исполнении она довольно скучна и наполнена банальностями…
Но глаза царедворца сделались чрезвычайно внимательными, а на лице проступило сочувственное выражение: он уловил в словах арестованного нечто важное. Нечто такое, чем можно будет воспользоваться в дальнейшем.
– Она, – повторил Радихена и посмотрел в потолок. – Она, она… Я даже забыл ее имя, представляете? Вы можете представить себе, мой господин, чтобы человек забыл имя возлюбленной?
– Мне доводилось, – сдержанно ответил Адобекк. – Однако для тебя это еще не повод считать себя ровней мне или кому бы то ни было.
– О, я никому не ровня! – горячо согласился Радихена. – Ведь каждый человек что-нибудь из себя да представляет, а я – никто. Меня не существует. Потому я и забыл ее. Я никто, а никто не знает никого. Понимаете?
– Выражайся проще, – поморщился Адобекк. – Поменьше патетики.
Радихена упивался этим разговором. Несмотря на только что высказанное замечание касательно «недоучки», Адобекк то и дело принимался общаться с Радихеной как с равным себе – если не по происхождению, то по образованию: «пастораль», «патетика», «банальности»…
– О том, что случилось, я хочу знать как можно больше, – сказал Адобекк. – Будь точен. Ты ведь не сам по себе решился убить принца, не так ли?
– Нет, мой господин! – ответил Радихена, посмеиваясь. Его опять начала колотить дрожь. – Разумеется, нет. Какое мне дело до принца? Ведь не принц уничтожил мою жизнь.
– Кто же это сделал? – осведомился Адобекк, заранее зная ответ.
– Господин Адобекк, вот кто! – Радихена оскалился, серая прядь волос упала ему на лоб и приклеилась: лоб оказался потным. – Господин Адобекк, королевский конюший, который даже не подозревал о моем существовании.
– Вернемся к покушению на жизнь его высочества. – Адобекк сделал жест почти театральный, с непревзойденным изяществом закрутив во взмахе кисть. – Твоя жизнь сейчас не стоит ни гроша, так что много рассуждать о ней нет никакого смысла.
– Моя жизнь никогда не стоила ни гроша…
Адобекк сказал:
– Радихена, я прикажу тебя пытать. В королевстве очень давно этого не делали, но клянусь тебе всем, что есть на земле отвратительного, я отдам такое распоряжение! Вот тогда ты перестанешь наконец рассуждать на отвлеченные темы и поведаешь о покушении все. Все до последней капельки.
Радихена дернул рукой, но ремни, которыми его привязали, держали крепко.
– Что? – удивился Адобекк. До сих пор пленник держался довольно смирно.
Радихена сказал:
– Не надо.
– Хорошо.
– Герцог Вейенто имеет больше прав на престол, чем принц Талиессин, – сказал Радихена. – Вейенто происходит от старшей ветви…
Адобекк с силой хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и вскочил. Лицо его побагровело.
– Как ты смеешь рассуждать о таких вещах!
Радихена замолчал, слизнул капельку пота, скатившуюся ему на губу.
– Грязный холоп! – орал Адобекк, топоча ногами. – Животное! Я отправлю тебя жрать навоз!
Радихена смотрел на бушующего царедворца кротко, как корова, и шевелил пушистыми светлыми ресницами.
Внезапно Адобекк совершенно успокоился и вновь уселся. Изысканным жестом поправил выбившийся из прически локон.
– Следовательно, друг мой, это высокородный герцог Вейенто попросил вас об услуге, не так ли?
– Да, – сказал Радихена.
– Искусный ход, – похвалил Адобекк. – А волосы покрасить – тоже он придумал?
– Да…
– Отвратительный цвет: рыжий с серым. Нечто пегое. Лошадь такого окраса не приняли бы даже на скотобойне. Но если тебя казнят публично, может ненадолго войти в моду, так что стоило бы поразмыслить над этим тщательнее… Как обставить поинтереснее, то, се… Музыкантов пригласить. Фонтаны, бочки с пивом на перекрестках. Непременно прыжки через костры и лазанье на шест для окраинных кварталов. В принципе казнь всегда большой праздник. В ней заключена определенная избыточность… своего рода расточительство по большому счету… – Адобекк пробормотал все это себе под нос, однако достаточно громко, так что пленник хорошо разобрал каждое слово.
– Ладно. – Адобекк решительно отложил проблему организации казни на потом. – Вернемся к твоему поручению. Вейенто приказал тебе убить Талиессина. – Он поморщился. Звучит отвратительно. По-плебейски откровенно и как-то неизящно, не находишь? Как будто речь идет о каких-то двух мужланах… Но факт остается фактом. И ты, читавший «Книгу разлук и встреч», согласился на подобную низость. Почему?
Радихена судорожно сглотнул.
– Потому что взамен, после исполнения дела, герцог обещал мне свободу, деньги, дом…
– Убив его высочество, ты получил бы наконец возможность жениться на девушке, чье имя забыл? – сочувственно покивал Адобекк. – Понимаю… Странная, должно быть, жизнь у таких, как ты… Я, правда, никогда не пытался представить себя на твоем месте, но иной раз задумывался. Да! Не поверишь, но задумывался. Бывало, посылаешь своих людей в деревню с приказанием вздуть десяток строптивых мужланов, а сам поневоле воображаешь в уме: как там они живут, что за жуть творится в их лохматых головах… А после, как вообразится нечто, так полночи не спишь. Ты, должно быть, понимаешь это куда яснее, чем я.
