Что-то теплое брызнуло на кожу, боль пронзила тело, в позвоночник уперлась колонна. Дед отпрыгнул, я медленно поднялся и… На ступени храма упали капли крови, моей крови. В голове помутнело. Сумка! Контракты! Деньги! Я начал шарить рукой возле ног, но она уже красовалась на плече толстячка, а он улепетывал так быстро, как только мог. Я хотел броситься за ним, но вместо этого начал сползать по колонне. Через улицу ко мне бросился Треска, но свернул и помчался за дедом. Следопыт подхватил меня на руки, он что-то говорил, и я чувствовал, как он ковыряется в моем брюхе.
Потом была ночь. Луна и ангел. Ангел и холодный компресс на пышущую жаром голову. Черт, что скажет Молот? Как я мог так облажаться? Кто этот ангел с теплыми нежными руками? Два ангела и черти подле них. Мне больше нравится тот ангелок, что помоложе, хотя, какая теперь разница, похоже, конец тебе, Медный. То-то Молот обрадуется. Молот! Нет, с ангелом мне было лучше. Ангел! Молот! Треска! Следопыт! Куда вы гады, дели ангела? Ангел! Адель?!
Глава 4
ДЫРКА В БРЮХЕ
Рана оказалась не такой серьезной, как всем показалось. Палка того деда была вымазана каким-то наркотиком с непроизносимым названием, вот меня и понесло про ангелов, а рана, так, дырка в боку, ни один жизненно важный орган не задет.
Я вполне мог бы отлежаться под присмотром Адели и снова приступить к попыткам вербовки. Я был бы этому очень даже рад. И Аделька бы возражать не стала. Но Молот счел, что мне будет лучше под пристальным взором Грязнули, чем на тряской дороге. И я был с позором отправлен в ставший родным домом военный городок близ Берроя.
Вот такой он, мой брат. Я согласен, мне может стать хуже, сильно хуже, но незачем было делать из меня посмешище для всей армии. Но спорить с ним бесполезно, он меня и слушать не стал, напялил погоны и давай, как малолетку, отчитывать. Будто я и сам не понимаю, что он прав. Понимаю! Но не хочу никуда ехать, тут обо мне девушка заботится, а Грязнуля только что по званию доктор. Коновал он, а не доктор.
Грязнуля, докторишка-недомерок, осмотрев ранение, долго матерился и честил всех нас за нерасторопность и непролазную тупость. Он даже не удосужился разобраться в произошедшем. И пока он накладывал бинты, я узнал о себе, Молоте и всех вокруг столько всего интересного, что аж уши повяли. Вот запишу все, что он тут наговорил, да Молоту отдам, тогда посмотрим, кто из нас окажется идиотом.
Покончив с бинтами, Грязнуля, не переставая поносить все вокруг, отправил меня спать. Чем я и занимался до сегодняшнего утра. И утром тоже. Но вежливое покашливание, перешедшее в надрывный кашель, разбудило меня. Я открыл глаза, нехотя повернул голову и вскочил, завидев сперва усы, а уж после разглядев погоны.
– Ну, Медный, – прокашлявшись, голосом не предвещавшим ничего хорошего, произнес капитан. – Да ты лежи, лежи! – остановил он мой порыв вытянуться в струнку. – Тебя, говорят, зацепило?
– Да. Чуть-чуть, – смутился я. – Но это ерунда, Грязнуля говорит, все будет нормально.
– Ну если Грязнуля говорит, значит, так оно и будет, – задумчиво произнес капитан. – Но, как я погляжу, уже все нормально, вон как ты бодренько прыгаешь. – Капитан сдержанно улыбнулся. – Да не стой ты, – сказал он, садясь на край лежака, и, обведя глазами комнату, спросил: – Слушай, а где Молот?
– Еще не вернулся, – отчеканил я, как учили, и ощутил резкую боль в боку.
– Жаль, – сказал капитан, взглядом приказав мне сесть. – А то у меня кой-какие сложности. Совсем маленькие, но без его помощи не разобраться.
Он достал из-за пазухи завернутый в кожу, еще не открытый пакет и задумчиво вертел его в руках.
– Кстати, – он нахмурил брови, – что ты тут делаешь? Это офицерское место. Рядовым тут делать нечего.
– Ну мы с Молотом в некотором роде братья, – смутившись ответил я. – Он возражать не будет. Он сам приказал мне его занять.
– Как это братья в некотором роде? – передразнил меня капитан.
– Мы росли вместе. Я же подкидыш. – И я рассказал ему краткую историю жизни моего семейства.
– Ясно, – сказал он, убирая пакет. – Ну тогда лежи, отдыхай. Только начальству не попадайся.
Можно подумать, он не старше меня по званию. Можно подумать, он тут не самый старший, а так, по хозчасти. Но он тут главный, он тут господь бог и, если бы хотел меня выкинуть, давно бы выбросил.
– Пойду поищу еще кого-нибудь, – грустно вздохнув, добавил он.
– Может, я чем могу помочь? – спросил я и пожалел о своем вопросе.
Нет чтоб следовать солдатскому правилу, гласившему «при начальстве рта не разевай». Я и жизнь по правилам несовместимы. Я раскрываю рот там, где его нужно держать закрытым, я лезу туда, куда без приказа не полез бы и Молот. Впрочем, этот без приказа вообще ничего по службе не делает.
Капитан остановился, вперил в меня хитрый взгляд, задумчиво почесал затылок.
– Ну попробуй, – улыбаясь сказал он, протягивая пакет. – Утром привезли, а я, видишь, стар стал, глаза уже не те. Не вижу я этих мелких штабных букв. – Он продолжат говорить, пока я вскрывал пакет. – Мне обычно Молот все читает, он у нас единственный грамотный. Ну что там?
– Это на рагере, – сказал я, разглядывая причудливые закорючки.
Глаза капитана округлились еще больше, когда я прочитал письмо, переводя на ходу. Он сидел с открытым ртом, и концы его боевых усов слегка подрагивали.
– Тьфу ты пропасть! – ругнулся я, обнаружив текст на родном языке. – Тут приписка. Главнокомандующий западной армией сообщает нам, что мы переданы под командование главнокомандующего южной группировкой и нам надлежит в течение месяца сняться с места и прибыть в Тапис. Вот и все.
– В течение месяца сняться или прибыть? – уточнил капитан.
– Не знаю, – ответил я, перечитав послание. – Тут написано «надлежит в течение месяца сняться и прибыть».
– Так и написано? – спросил капитан, сощурив глаза. Я кивнул. – Вот и славно. – Он поднялся, забрал у меня пакет. – А ты, оказывается, грамотный. – Капитан обернулся на пороге. – Ты вот что, Медный, собираться-то не торопись. И пока помалкивай об этом.
С этими словами капитан удалился, а я предался своему любимому занятию, погрузившись в него с головой. Я спал!
И вновь потянулись скучные серые дни. Серыми они были от природы. Та сволочь, что ведает погодой, словно нарочно не выдала ни одного солнечного дня. Тоже мне, разгар лета! Скорее уж сезон дождей! Зато наши сержанты-наставники не могли нарадоваться этому явлению. Они не просто радовались, а открыто смеялись, гоняя молодежь в учебке. Постепенно я тоже пристрастился к этому занятию.
Я не гонял молодежь, добрая половина которой старше меня по возрасту. Я наблюдал. Только теперь, когда меня уже не касались эти издевательства, я понял, какое это блаженство – гонять молодняк!
