Окорок такой же капрал, как и я, но опыта у него побольше, и если уж его так коробит, что командиром назначили меня, то как должны на меня смотреть сержанты. Их взглядов я не вижу, нет с нами ни одного.
– Да на кухне, когда сушеным горохом кормят, – за меня ответил Следопыт.
– Так это мы после обеда маскируемся? – Окорок поднял брови. – А я-то думал, соревнуемся, кто громче пукнет.
– Заткнитесь, вы, – рыкнул я, – а то, как вернемся, всех на кухню отправлю лук на всю армию чистить да горох жрать тазами! И в казарму не пущу. Мне вонючие нытики в казарме не нужны!
– А что, я за! – отозвался Треска. – Повар получает двойную порцию.
– Рыба – она и есть рыба, горох готов хоть сырой жрать. Слышь, Треска, тебе его на крючок не насадить, но у меня тут есть один, специально для таких случаев держу.
Треска шутку не оценил, и говоривший зарылся мордой в землю. Я не знал его, видать, холодковский.
– Ты чего? – взвизгнул он. – Другие же шутят.
– Другим можно, – обняв его за плечи, увещевал Окорок, – а тебе пока нельзя. Это право надо заслужить. Вот съешь с ним пару тазов гороха, почистишь три-четыре воза лука да раз двадцать напоишь его до полусмерти, тогда и ты сможешь про крючки шутить. А так, видишь, даже я не смею, горох шибко не люблю, а про Треску без гороху нельзя. Про Медного и без меди можно, а про Треску без гороха ну никак.
– Заткнись, Окорок! – прорычал Дед. – Все заткнитесь!
Мы заткнулись, ну почти замолчали, дальше перебранка шла вполголоса. Смешки, издевки друг над другом, обидные замечания в адрес всех родственников Грамаля до седьмого колена, генералов, пославших нас сюда, и меня. Как будто я виноват, что Грамаль чуть тащится и цепляется за каждую ветку и нам приходится торчать под открытым небом днем и ночью. Да я бы и сам не прочь быстрей покончить со всем этим.
– Ты, брат Медный, не переживай насчет этого, – во всеуслышание шептал Окорок, – со мной было то же самое. Я тоже в первый раз не смог желудок сдержать. Правда, ребята тогда никому ничего не сказали. Отличные были парни, не то что мы.
– Да уж мы-то всем расскажем. Верно, Трепа? Проклятье, а я и забыл, что он тоже с нами увязался, теперь смеху будет на всю армию.
Передо мной возникло усатое лицо капитана, пытающегося сдержать улыбку и рассуждающего о поднятии духа солдат. Трепа уж точно не сдержится, он из тех солдат, от которых стремится избавиться каждый командир. Под чьим бы командованием он ни находился, секреты его командира вмиг становились достоянием общественности. Проверено, если бы не этот полудурок, никто бы до сих пор не знал, что Холодок – баба и ради чего мы мерзли в Берройских степях.
Мать его! И попробуй потом доказать, что ты тут ни при чем, что это тут земля так воняет. Эх, прощайте надежды на повышение, хоть бы имя не сменили, я к этому как-то привык. Ладно, хрен с ним, с Трепой, я потом разберусь, по-свойски, по-капральски. Сейчас важно другое и, черт возьми, какая разница, как будут тебя величать, если ты уже гниешь в могиле.
Я выбрался из канавки, в которой мы устроили засаду, и огляделся. Поляна что надо! Дорога проходит сквозь нее по самой середине, и ни один самый гениальный полководец не в состоянии обыскать все деревья, окружающие поляну плотной стеной, чтобы увериться в своей безопасности. Посреди же поляны мы, с подачи Следопыта, свалили старое сухое дерево в два обхвата. Ох и намаялись мы с ним, пока тащили!
Я тихонько хохотнул, предвкушая удивление Грамаля, когда мы повыскакиваем отовсюду, а он, как баран, будет пялиться на дерево и соображать, откуда оно тут взялось.
– Во-во, навонял, а теперь ржет. Самому-то нюхать не приходится, – снизу зашипел Окорок. – Че ржешь-то? Нам скажи, тоже посмеемся, а то от вони голова уже болит и сидеть невмоготу.
Я не ответил. Зачем? Не хочу я порождать новую волну насмешек. Они нужны мне боеспособные, что проку от вояк, держащихся за животы и давящихся смехом.
Еще раз глянув на поляну, я спустился вниз. Что ж, Грамалю не повезло дважды. Во-первых, он и не подозревает, что мы его ждем, по крайней мере, уж очень хочется в это верить, а во-вторых, он тащится с востока и заходящее солнце должно его ослепить, ну просто обязано. Конечно, если он появится сегодня, а то вдруг нам еще пару дней гнить тут?
Да нет, не должен. Дрейп, сержант разведчиков, обещал его поторопить. Как – не сказал. Что ж, будем ждать.
Грамаль въехал на поляну и застрял у сооруженной нами преграды, его охранение, понося все на чем свет стоит, пыталось оттащить дерево с дороги.
– Без охраны, твою мать! Сучьи дети, и это они называют без охраны! – Окорок разглядывал двенадцать человек в форме лорда Паарских земель. – Ну чего делать будем? – осведомился он у меня.
Твари они все, эти генералы. Неужто, чтобы стать генералом, надо быть такой тварью? Я ведь ничего не знаю ни о тактике, ни о маневрах, капрала в такие вещи не посвящают, его дело – заставлять своих людей отдавать жизни по приказу вышестоящего. Хоть бы одного сержанта дали. Хотя бы вшивого инвалида. Ну хоть кого-нибудь, кто в этом что-то понимает. Надо хоть изобразить из себя умного.
– Треска, Трепа, тащите сюда свои стрелялки. Дайте-ка залп.
Нервно смеясь, они попытались скрыться.
– Стоять! – рявкнул я. – Видите вон того старика, заденете его, и я вас собственными руками придушу. Выполнять!
Стрелки у нас отменные. Нет, правда. Они выстрелили, и трое из пятерых оставшихся на лошадях упали.
– Вперед! – заорал я.
Мы с воплями и улюлюканьем бросились на тех, кто остался. Двое наших упали сразу, об одного я споткнулся и оказался нос к носу с его обгоревшим черепом. Когда же я снова поднялся на ноги, разведчики, при поддержке солдат Окорока, сцепились с охранением, пытаясь отрезать их от повозки. Мои люди всеми силами старались не попасть под молнии, обильно сыпавшиеся с рук Грамаля. Не всем это удавалось.
Размахивая мечом, я бросился к ним. Первый, кому удалось добраться до повозки, получил увесистым посохом по голове и осел, но против Трески у колдуна аргументов уже не оказалось и, получив рукоятью меча по черепушке, он повалился на землю. Треска издал победный клич, оставшиеся в живых люди Грамаля – злобный рык и начали теснить тех, кто пытался не пустить их к хозяину. Я подбежал к Треске, заламывавшему колдуну руки и одновременно снимавшему с себя пояс, чтоб их связать.
– Ну что, он? – перекрикивая лязг железа, спросил Треска, подняв голову колдуна за волосы.
– Он! – выдохнул я.
Твою мать, так вот почему главный тут – я! – Ведь я единственный из бывших в распоряжении генерала людей, кто знал этого ублюдка в лицо.
– Че стали? – рявкнул я на вдруг решивших, что все уже кончилось, людей. – Помочь никто не желает?
Мы крепко связали колдуна своими поясами, веревку, конечно, взять никто не догадался, моя вина, я же командир, и пока мы этим занимались, Окорок добил последнего охранника. Тяжело дыша, он подошел к нам. Сопровождавший его Дрейп подмигнул мне.
