– Ладно, утихни, – я махнул рукой, – одним гадом на земле меньше стало, и то уже неплохо. Как Следопыт?
– Живой, – ответил Окорок, – что ему сделается. Ему вон и помощь нужна меньше чем мне. Я ногу, кажись, сломал.
– Не надейся, – бросил я, – двоих не понесем. Сам пойдешь, а дойдешь, там Грязнуля тебе ее отрежет.
– Добрый ты, Медный. Ой добрый.
Да, я такой, и доброта из меня наружу так и прет. Со мной по доброте разве что мой брат поспорить может.
– Остальные как?
– Да нормально, – за всех ответил Валет, – пара ссадин, царапины. Ничего страшного.
– Почем знаешь?
– На себя гляжу, – засмеялся он.
– Ну и ладно. – Я глубоко вдохнул. – Давайте, тащите Следопыта домой, а я пойду Треску заберу да гляну, как у Молота. – Очень уж мне интересно, что он замыслил. – Ясно? Тогда вперед, че расселись!
Они поднялись, взяли Следопыта на руки и не спеша двинулись в лагерь.
Трески на месте не оказалось, а в лагере паарцев царила суматоха. Солдаты носились меж костров, спотыкались, натыкались друг на друга, хватали за грудки, вглядывались в лица и неслись дальше.
Изредка кто-нибудь останавливался и пускал стрелу в сторону леса. Одна вонзилась в землю перед моим носом. Я вздрогнул и отполз подальше. Ну его, еще окажется среди них засранец поудачливей.
Пара небольших отрядов мялась на границе, не решаясь перейти освещенный участок. Эх, арбалет бы да стрел – я бы их научил не высовываться.
Но где, черт бы его побрал, Треска? Я покрутил головой и даже тихонько позвал. Тишина. Я позвал чуть громче. Ответ тот же. Может, теперь его поймали? От такой мысли мурашки размером со слона побежали по спине. Я встал, сперва на четвереньки, а потом и в полный рост. Я же приказал ему сидеть здесь, хоть бы морду свою не красил, она бы отсвечивала, а так темно и тихо. Еще враги наши орут так, что уши закладывает. В таком шуме можно и во всю глотку орать, а рядом стоящий не услышит.
Наконец появились паарские командиры. Шуму стало поменьше, толку в беготне побольше. Теперь они строятся подразделениями, и каждый капрал придирчиво оглядывает своих. Теперь можно еще крикнуть. И я крикнул. Тишина ответила так, что сдавило уши. На мгновение мне показалось, что я лишился слуха от собственного крика. Я слыхал, такое бывает. Теребя уши, я скатился с холма и, только когда расслышал собственное мычание, слегка успокоился. Какого хрена они угомонились?
Я высунулся и столкнулся с Треской. Вернее, с его ножом. Клинок полоснул меня над бровью и дернулся назад для второго удара.
– Ты чего, охренел совсем? Своих не узнаешь? – Я откатился назад, одной рукой отгородившись от него, а второй судорожно стараясь нащупать рукоять меча или хотя бы клинок, да хрен с ним, ножны тоже подойдут.
– А, Медный, – прохрипел Треска. – Помоги! Там в кустах Молот. Он ранен.
Молот? Ранен? Чушь какая-то. Ранить Молота можно, связав его цепью для драконов или оглушив сначала, ну, можно еще подпоить его, иначе к нему не подойдешь.
Но все же я сполз за Треской. Мать моя женщина, Молот и впрямь ранен. Не знаю кто, но живот ему вскрыть пытались. И здорово пытались, едва не убили.
– Ну? – прохрипел Треска. – Ты поможешь или так и будешь глазеть?
Ох и тяжел мой братец, тяжел, зараза. Мы с Треской едва пупки не надорвали, пока тащили его за холм. Треска откинулся на земле, тяжело дыша. Моя глотка вторила его потугам. Молот дышал надрывно, прерывисто, делая частые короткие вдохи, словно это не мы его, а он нас тащил и не выдыхал. Жаль, нет Грязнули, он бы сразу начал командовать, колдовать чего-то, только ему понятное, и, глядишь, все бы и обошлось. Я не умею, как он, не знаю, где забинтовать, чего куда наложить и как состряпать умную рожу и облегчить Молоту боль.
– Там, – прохрипел Молот, когда, отдышавшись, я склонился над ним, – в городе… за воротами… там… Гробовщик… помоги ему.
– Это подождет. Тебе сначала помочь надо.
– Нет! – отрезал он и схватил меня за грудки. – Не подождет. Это срочно. Быстрее надо. Понял? Дуй туда, я как-нибудь справлюсь. Это приказ! – Он отпустил меня и обеими руками зажал дыру в брюхе.
– Ладно, – согласился я, потирая любовно сдавленную братом шею, – сделаю. Треска, сиди тут, скоро наши меня потеряют и придут за тобой, они и помогут. Только тут на сей раз сиди. Понял? – Он кивнул. – На-ка вот, держи, – я протянул ему меч, – головой за него отвечаешь.
– За меч? – недоверчиво сморщившись, спросил он.
– За обоих, – прорычал я и, скинув мундир, перемахнул холм.
Паарцы стали ответственней и внимательней. Зашевелились, сучьи дети, напугали мы их. Еще как напугали, их дрожь слышно за версту. Они теперь себе не верят, вот и славно. Славно-то славно, только не для меня.
Раз десять они останавливали несущееся сломя голову полуголое, грязное, покрытое травой и листьями чудо, всякий раз спрашивали, кто я и откуда, зачем в город пробираюсь. Я врал все, что могло взбрести в голову, и к десятому разу сложилась целая история.
На воротах стоял здоровенный парнище, по сравнению с которым Гробовщик казался вшой. Он остановил меня, мощным тычком в грудь усадил на землю и внимательно выслушал тот бред, что я придумал на бегу. Когда я закончил излагать вранье, он смахнул слезу и отошел в сторону.
– Давай, – дрожащим голосом проревел он, – проходи! Только быстро давай, – он оглянулся по сторонам, – пока не видит никто. Сам-то найдешь?
– Найду, – соврал я и, поблагодарив, рванул внутрь.
– Стой! – Громадная рука схватила за плечо, я осел и задрожал. – Только ты это, паря, ты приди потом, расскажи, что там и как. Ладно?
– Приду! – пообещал я. Ага, обязательно, вот только портки подтяну.
За воротами никого не оказалось, а как же иначе. Молот, скотина, не сказал, за какими именно воротами будет ждать Гробовщик, а их тут, как положено, четверо, и пришлось мне как угорелому носиться по городу, высматривая знакомые рожи.
Не так-то легко найти человека, даже такого здорового, как Гробовщик, в городе, который не знаешь, тем более ночью. Окна не светятся, луны не видать, и единственное, что дает хоть какой-то свет, – костры на улицах, дрова они не экономят, незачем, лес вон под рукой, а там деревьев тьма.
После долгого плутания по одинаковым улицам мне начало казаться, что я заблудился, а когда лоб врезался в стену и из глаз сыпанули искры, уверился в этом окончательно.
Длинный переулок, в который я забежал по своей глупости, заканчивался высоченной стеной. Я остановился, осмотрелся, вздохнул и полез по стене. Ну в самом деле, не возвращаться же назад.
И кто только понастроил таких высоченных стен. Тело безвольно повисло на самом верху, воздух с трудом проникал в передавленные легкие. Приходилось хрипеть и проталкивать его едва не пальцами. Наконец, отдышавшись, я влез на стену целиком и охнул.
