Всех удивила Озис, которая ухитрилась из немудрящего материала скроить для обитательниц кельи почти изящные юбки, рубахи и широкие удобные плащи с капюшонами. Таких не было ни у кого из швей.
Кассия тоже не осталась в долгу. Раздобыв где-то обрезки толстой дублёной кожи для подмёток, она научила женщин шить тёплые меховые чулки до колен.
Холод отступил. Но зима продолжалась.
Похожие друг на друга, коротенькие блёклые дни переходили в бесконечные вечера и ночи.
Евфания сильно сдала с началом зимы.
Всё чаще Эши с тревогой прислушивалась к короткому покашливанию, глядя, как с каждым днём всё глубже западают глаза старой лекарки. Она почти перестала есть, отдавая свою порцию больной Бьюлле или сердито всовывая куски засохшей лепёшки Кассии и Эши, которым приходилось особенно тяжело – на них легла основная часть работы.
Сначала осторожно, потом всё настойчивее Эши стала просить разрешения осмотреть её, но Евфания только отмахивалась, приговаривая, что, как только придет весна, ей сразу же станет лучше.
– Я сама себе лекарка, – сердилась она. – А потом, детка, люди в старости не молодеют.
Однако, несмотря на её бодрые отговорки, все понимали, что дело здесь не только в старости. Евфания была больна, но Эши не знала эту болезнь.
И всё же, превозмогая слабость, лекарка по-прежнему шила мешки и ходила к больным.
После бесконечной череды серых мрачных дней, когда высокие башни крепости закрывали рыхлые снеговые тучи, внезапно выглянуло солнце.
Однажды, отодвинув доску, Эши зажмурилась от ослепительного блеска.
Ярко-голубое радостное небо украшали крохотные белые облачка. В мрачную келью ворвался свет. Старая лекарка молча встала рядом с Эши, вдыхая свежий морозный воздух. Она подняла лицо, и в её выцветших глазах отразилось небо, сделав их вдруг молодыми и синими. Странная улыбка играла на её губах, и Эши показалось, что она видит перед собой прежнюю Евфанию. Лицо старухи было таким отстранено светлым, будто в эту минуту она находилась где-то очень далеко отсюда.
Евфания долго стояла неподвижно, потом протянула в узкое окошко руку, словно стремясь потрогать солнечный свет, и, глубоко вздохнув, отошла. Эши тщательно приладила доску на место, и в келье снова стало темно.
– Скоро весна, – прошептала старая лекарка.
С этого момента ей стало немного лучше. Только однажды Эши заметила, что она украдкой жуёт какой-то корень. Это означало только одно: вопреки всем уверениям Евфания была больна и продолжала скрывать это от всех.
Однажды, ближе к вечеру, хмурый стражник позвал их вниз – кому-то из рудничных требовалась помощь. С замирающим от жалости сердцем, Эши следила, с каким трудом поднимается с места Евфания. Постояв минуту, лекарка оперлась на руку девушки и медленно двинулась вслед за провожатым.
Больных оказалось четверо. Трое мужчин с гноящимися язвами на ногах и юноша, на вид совсем ещё мальчик, распластавшийся на полу. Подойдя поближе, Эши невольно прижала руку к губам. Она успела повидать немало страшных рубцов, оставленных плетьми надсмотрщиков. Следы побоев покрывали тела большей части невольников, но такого она ещё не видела: спина несчастного представляла собой сплошное кровавое месиво.
– Послушай, старуха, – отрывисто заговорил их провожатый, – твоё дело эти трое, они имеют ценность. На это, – он указал на раненого носком кованого сапога, – не трать время, всё равно сдохнет.
Евфания вспыхнула, но сдержалась, низко опустив голову. Едва стражник скрылся, мужчины заговорили разом.
Они работают промывщиками руды. Вина несчастного в том, что по неопытности он не отличил аскеритовый песок от остаточной породы, а это на беду увидел один из надсмотрщиков. Его пороли долго и жестоко, а потом оставили умирать на дне промывочной ямы в назидание остальным новичкам. Сами они опытные промывщики, работают здесь дольше всех. Им удалось вытащить потерявшего сознание мальчишку из ямы и принести сюда. Несколько раз он приходил в себя, но ему становится всё хуже. Они знают паренька с детства, все четверо из одной деревни. Он рос без матери, а отец давно сгинул где-то в рудниках Та-Сисса. Жаль сироту. Вот они и решились попросить лекарку вроде для себя, а там, если повезёт мальчишке, может, и поправится с её помощью. У них самих-то язвы от кандального железа. Ерунда, дело привычное…
С трудом опустившись на колени, лекарка дотронулась до лба юноши и что-то забормотала. Тем временем Эши развела огонь, вскипятила воду и бросила в неё щепоть очищающей травы. Прежде всего надо удалить страшную застывшую корку из гноя и крови и промыть раны целебным отваром.
Морщась от сострадания, Эши коснулась спины раненого и от неожиданности отдёрнула руку. Чужая боль огнём полыхнула у неё в пальцах. Эши едва удержала невольный стон.
«Такого со мной никогда не было… Нет, было однажды, очень давно, в Замкнутом Мире… Но там был Ригэн… Маг и… дракон, а это обычный человек. Великие Небеса, что со мной?!»
Шепча заговор, Эши зачерпнула из склянки густую коричневую мазь. Чужая боль по-прежнему пылала и билась в её ладонях. Она терзала и мучила несчастного, расползаясь по всему телу и… подбираясь к ней.
Руки Эши вдруг стали непослушно ватными. Чужая боль стремилась подчинить её себе, горячей липкой волной поднимаясь всё выше и выше. Боль мешала дышать, она поглощала её, окутывая дурнотой, словно плотным туманом.
Эши стиснула зубы.
«Сгинь! Растворись! Оставь нас с умирающим в покое! – Ладони Эши пылали. – Так вот что, наверно, чувствуют те, кого обжигает огонь! Но разве огонь не подчиняется мне?! – Эши невольно сжала кулак. – Огонь – это тоже боль…»
Внезапно всё кончилось.
Боясь поверить в своё освобождение, Эши осторожно вдохнула. Боль ушла. Раненый пошевелился. Его голова повернулась, и на девушку уставился огромный немигающий, словно после глубокого сна, глаз. Второй был скрыт лиловым опухшим веком. Не веря себе, Эши заговорила, и глаз понимающе мигнул ей в ответ.
– Евфания, – охрипшим вдруг голосом позвала она. Лекарка обернулась.
– Славно, детка! Теперь ему легче будет.
– Мне уже легче, матушка, – раненный с трудом разлепил губы.
Но Евфания не слышала его. Не отрываясь, она глядела на покрытую коричневой мазью спину. Затем, словно не веря своим глазам, провела по ней пальцем. Эши поймала странный взгляд лекарки. Под тонким слоем подсыхающей мази виднелись почти затянувшиеся края раны.
«Ай да Евфания, ай да чудо-мазь! И что только она подмешала к ней? И когда успела?»
Казалась, лекарка и сама не ожидала такого действия. Старуху словно подменили, такими стремительными и резкими вдруг стали её движения.
– Надо быстрее сделать перевязку, – торопливо проговорила она, щедро намазывая на куски чистого холста удивительную мазь и прикрывая ими спину больного. – Повязку без меня не снимать, – строго продолжала лекарка, – а то заговор потеряет всю силу! Теперь он будет спать. Долго. И… лучше спрятать его. Спокойнее будет.
