Я сделал еще одну зарисовку лошади, которая порадовала меня больше, чем предыдущие. Я уловил ее огненную мощь. Видимо, дух Сэссю наконец пришел ко мне, минуя время, чтобы напомнить: когда рушатся иллюзии, высвобождается талант.
Затем я услышал еще один голос, и у меня учащенно забилось сердце. Голос Каэдэ. Женщины вместе с Абэ поднимались по ступеням ко вторым воротам.
Я тихо разбудил Кенжи.
— Сюда идут.
Макото резко поднялся на ноги и бесшумно удалился. Через несколько секунд в зал вошли старый настоятель и господин Шигеру. Я наносил последние штрихи.
— А! С тобой разговаривал Сэссю! — улыбаясь, сказал настоятель.
Я протянул картину Шигеру. Он рассматривал ее, когда к нам присоединились женщины. Пробудился человек клана Тоган и сделал вид, что не спал вовсе. Разговор пошел о живописи и садах. Госпожа Маруяма уделяла особое внимание Абэ, спрашивала его мнение, льстила ему, пока даже он не заинтересовался этой темой.
Каэдэ посмотрела на набросок моей птицы.
— Можно, я возьму его себе? — спросила она.
— Если вам угодно, госпожа Ширакава, — ответил я. — Боюсь, он выполнен не в лучшем стиле.
— Мне нравится, — тихо сказала она. — Он вселяет в меня надежду, что когда-нибудь я буду свободной.
В жару тушь высыхает быстро. Я свернул рисунок и протянул Каэдэ, мои пальцы обожгли ее кисть. Это было первое наше прикосновение. Мы не проронили ни слова более. Зной словно усилился, сверчки заголосили громче прежнего. На меня нахлынула волна усталости. От эмоций и недостатка сна закружилась голова. Пальцы перестали слушаться, дрожащей рукой мне едва удалось упаковать рисовальные принадлежности.
— Давайте поговорим в саду, — сказал Шигеру и вывел дам наружу.
Я почувствовал на себе взгляд настоятеля.
— Возвращайся к нам, когда все закончится, — сказал он. — Здесь всегда найдется место для тебя.
Я подумал о беспорядках и переменах, которые видел этот храм, о сражениях, бушевавших вокруг него. Он казался таким безмятежным: деревья стояли, как и сотни лет назад, Просветленный сидел среди свечей со спокойной улыбкой. Тем не менее даже в таком мирном месте люди помышляли о войне. Я не смог бы предаться живописи и планированию садов, пока жив Йода.
— А закончится ли это когда-нибудь? — ответил я.
— Все, у чего есть начало, имеет и конец, — сказал настоятель.
Я поклонился до земли, и старик сложил ладони в знак благословения.
Макото вышел со мной в сад. Он насмешливо посмотрел на меня и тихо спросил:
— Насколько хорошо ты слышишь?
Я огляделся. Люди клана Тоган стояли наверху рядом с Шигеру.
— О чем они говорят?
Взглядом он смерил расстояние.
— Они ведь почти кричат.
— Я слышу каждое слово. Я слышу голоса на кухне внизу. Могу сказать, сколько там народу собралось.
И тут я понял, что людей там просто не счесть. Макото усмехнулся.
— Ты как собака?
— Да, как собака, — ответил я.
— Полезное свойство для твоих хозяев.
Его слова надолго остались в моей голове. Я был полезен своим хозяевам: господину Шигеру, Кенжи, Племени. Я рожден со сверхъестественными способностями, о которых не просил, и теперь мне было необходимо оттачивать их. Они и привели меня сюда. Без них я давно был бы мертв. А с ними все больше втягивался в мир лжи, тайн и мести. Интересно, осознает ли это Макото. Мне хотелось поделиться с ним своими мыслями. Я испытывал к нему огромную симпатию, даже больше, чем симпатию — доверие. Однако тени удлинялись: приближался час Петуха. Надо было торопиться, чтобы добраться до Ямагаты до сумерек. На разговор времени не оставалось.
Когда мы спустились вниз по ступеням, у домов собралась действительно огромная толпа.
— Они прибыли сюда на фестиваль? — спросил я у Макото.
— Отчасти да, — ответил он, а затем, убедившись, что никто нас не слышит, добавил: — Но в основном из-за того, что услышали о прибытии господина Отори. Они не забыли, как им жилось до Егахары. И мы тоже. До свидания, — попрощался он, когда я садился на Раку. — Мы еще увидимся.
Вдоль горной тропы, на дороге — везде стояли люди. Казалось, все они хотели взглянуть на Шигеру собственными глазами. Было в этом что-то жуткое: один за другим люди молча кидались на колени, когда мы проезжали мимо, затем поднимались на ноги и смотрели вслед, с грустными лицами, но горящими глазами.
Члены клана Тоган кипели от ярости, но ничего не могли поделать. Они ехали впереди, но я слышал их шепот так отчетливо, как если бы их губы примкнули к моим ушам.
— Что Шигеру делал в храме? — спросил Абэ.
— Молился, разговаривал с настоятелем. Нам показали работы Сэссю. Юноша рисовал.
— Мне плевать, чем занимался этот мальчишка! Шигеру оставался с настоятелем наедине?
— Всего лишь на несколько минут, — солгал юный член клана Тоган.
Конь Абэ нервно затопал на месте. Видимо, его всадник от гнева дернул уздечку.
— Он ничего не замышляет, — беспечно сказал юноша. — Все идет хорошо. Шигеру направляется на свою свадьбу. Не понимаю, почему вы так обеспокоены. Все трое — безобидные люди. Дурачье — даже трусы, — но безобидные.
— Ты сам дурак, если действительно так считаешь, — прорычал Абэ. — Шигеру намного опасней, чем кажется. И для начала, он не трус. Он обладает терпением. Во всех Трех Странах никто не имеет такой власти над народом!
Некоторое время они ехали молча, затем Абэ пробормотал:
— Один намек на измену, и он наш.
Слова долетели до меня сквозь прозрачный летний воздух. Когда мы достигли реки, опустились сумерки. Их синеву нарушали лишь светлячки, сидящие в тростнике. На берегу уже пылали костры: начинался второй день фестиваля. Прошлый вечер был исполнен горя и давящей тоски. Сегодня атмосфера казалась разгульной, накаленной от затаенного брожения и неистовства. На улицы вывалили толпы людей, особенно много их было вдоль рва вокруг замка. Они выжидающе смотрели на внешние ворота.
Когда мы проезжали через ворота, в глаза бросились четыре головы, вывешенные вверху. Корзины уже убрали со стены.
— Они быстро умерли, — сказал мне Шигеру. — Им повезло.
Я ничего не ответил. Мое внимание привлекла госпожа Маруяма. Едва взглянув на головы, она тотчас отвернулась, побледнев, однако облегченно вздохнула. Интересно, о чем она думает сейчас, не молится ли?
Толпа ревела и металась как загнанный зверь на бойне, который напуган кровавым чадом смерти.
— Не задерживайся долго, — сказал Кенжи. — Я пойду, пройдусь, пособираю сплетни. Встретимся у гостиницы. Не выходи на улицу.
