Андо вошел в переднюю и направился к караульне. Он сердито велел стражникам просыпаться, и в этот момент Кенжи схватил его своими стальным пальцами. Я ступил в комнату, снимая капюшон, и приподнял лампу, чтобы Андо увидел мое лицо.
— Видишь, кто перед тобой? — прошептал я. — Узнаешь? Я мальчик из Мино. Это тебе за мой народ. И за господина Отори.
Он едва поверил своим глазам, метавшим искры гнева. Мне не нужен был Ято. Я убил его гарротой, Кенжи держал его, а Шизука стояла настороже.
— Где Йода? — прошептал я ей.
— У Каэдэ, — ответила она. — В дальней комнате на женской стороне. Я займусь Абэ, а ты ступай туда. Они наедине. Если здесь что случится, мы с Кенжи все уладим.
Я едва слушал ее. Моя холодная кровь превратилась в лед. Я глубоко вдохнул, впустив в разум злость Кикуты, которая тотчас полностью поглотила меня, и побежал по соловьиному этажу.
В саду тихо шипел дождь. В прудах и болотах квакали лягушки. Женщины посапывали во сне. Я почувствовал запах цветов, аромат кипариса из ванной, едкую вонь отхожих мест. Я летел по полу, словно призрак. Позади оставался замок, впереди текла река. Меня ждал Йода.
В последней маленькой комнате резиденции горела лампа. Деревянные двери были распахнуты, а бумажная ширма задвинута. Через нее в оранжевом свете вычерчивался недвижный силуэт женщины с распущенными волосами.
С Ято наготове я отодвинул ширму и прыгнул в комнату.
Каэдэ, с мечом в руке, вскочила на ноги. Она была вся в крови.
Йода лежал лицом вниз на матраце.
— Лучше убить мужчину и забрать его меч. Так сказала Шизука.
Зрачки ее глаз были расширены от ужаса, она вся дрожала. Представшая передо мной сцена казалась нереальной: девушка, столь юная и хрупкая, мужчина, увесистый и могущественный даже после смерти, шепот дождя, безмятежность ночи.
Я отложил Ято. Каэдэ опустила меч Йоды и шагнула ко мне.
— Такео, — произнесла она, словно пробудившись ото сна. — Он пытался… я убила его.
Затем Каэдэ очутилась в моих объятьях. Я обнимал ее, пока она не перестала трястись.
— Ты промок насквозь, — прошептала она. — Тебе не холодно?
Мне не было холодно, но я начал дрожать не меньше, чем она. Йода мертв, но не я стал его палачом. Меня лишили моей мести, но с судьбой не поспоришь, а она отдала его Каэдэ. Я огорчился, хотя и почувствовал в то же время неимоверное облегчение. К тому же я держал в руках Каэдэ, о чем мечтал долгие недели.
Когда я вспоминаю о том, что произошло дальше, то могу объяснить это только тем, что мы были околдованы друг другом и находились в этом очаровании с самого Цувано. Каэдэ сказала:
— Я собиралась умереть этой ночью.
— Думаю, мы умрем, — ответил я.
— Но мы будем вместе, — вдохнула она мне слова в ухо. — Никто не войдет сюда до рассвета.
Ее голос, ее прикосновения пробудили во мне любовь и вожделение.
— Ты же хочешь меня? — спросила она.
— Ты знаешь, что да.
Мы опустились на колени, не выпуская друг друга из объятий.
— И ты не боишься? Из-за меня с мужчинами случаются несчастья.
— Нет. Для меня ты никогда не будешь опасна. А ты не боишься?
— Нет, — ответила моя возлюбленная с ноткой удивления в голосе. — Я хочу быть с тобой перед смертью.
Ее рот отыскал мой. Она развязала пояс, и рубаха распахнулась. Я стащил с себя мокрую одежду и ощутил прикосновение кожи, о которой столь долго мечтал. Наши тела кинулись друг к другу с неистовством и сумасшествием молодости.
Я рад бы был и умереть после этого, но, подобно реке, наша жизнь бежала вперед. Прошла вечность, а на деле не более пятнадцати минут. Запел пол: Шизука возвращалась с Абэ. В соседней комнате женщина произнесла что-то во сне и захохотала. У меня волосы встали дыбом.
— Чем занят Андо? — спросил Абэ.
— Заснул, — хихикнув, ответила Шизука. — Не может справляться с действием вина, как господин Абэ.
Забулькала жидкость, переливаемая из фляги в чашу. Я услышал, как Абэ глотает вино, потом прикоснулся губами к векам и волосам Каэдэ.
— Я должен вернуться к Кенжи, — прошептал я. — Не могу оставить его и Шизуку без защиты.
— Почему бы нам не умереть сейчас, — спросила она, — пока мы так счастливы?
— Он пришел сюда ради меня, — ответил я. — Мой долг — спасти ему жизнь, если то в моих силах.
— Я пойду с тобой.
Каэдэ стремительно поднялась, завязала пояс и подняла меч. Лампа дымилась, почти погаснув. Где-то в городе закричал первый петух.
— Нет, ты останешься здесь, а я пойду за Кенжи. Мы вернемся сюда и вместе убежим через сад. Ты умеешь плавать?
Она покачала головой.
— Меня этому никогда не учили. Но у рва есть лодки. Мы можем воспользоваться одной из них.
Я натянул свою мокрую одежду, содрогаясь оттого, как она липла к коже. Подняв Ято, я почувствовал боль в запястье. Один из ударов этой ночи, должно быть, опять повредил его. Я помнил, что мне надо забрать голову Йоды, и попросил Каэдэ вытянуть за волосы его шею. Она послушалась, лишь чуть вздрогнув.
— За Шигеру! — прошептал я, опуская Ято. Йода уже истек кровью, и струя хлынула не так сильно. Я отодрал кусок его одежды и завернул в него голову. Она была столь же тяжела, как голова Шигеру, когда я протягивал ее Юки.
Не верилось, что все произошло за одну ночь. Оставив голову на полу, я напоследок обнял Каэдэ и направился туда, откуда пришел.
Кенжи все еще находился в караульне, а Шизука хихикала с Абэ. Кенжи прошептал мне:
— Следующий патруль подойдет с минуты на минуту. Они найдут тела.
— Все позади, — сказал я. — Йода мертв.
— Тогда пошли.
— Я должен расправиться с Абэ.
— Оставь его Шизуке.
— К тому же нам надо взять с собой Каэдэ.
Он мрачно уставился на меня.
— Госпожу Ширакаву? Ты с ума сошел?
Возможно, так оно и было. Я ничего ему не ответил, а нарочито ступил всем весом на соловьиный этаж.
Тут же раздалась трель.
— Кто там? — крикнул Абэ и выскочил из комнаты в расстегнутой одежде с мечом в руке. За ним вышли два стражника с факелами. Абэ увидел меня в ярком свете и тотчас узнал. Изумление на его лице сменилось презрением. Он пошел ко мне, пол под его весом громко запел. Шизука прыгнула на одного из стражников и перерезала ему горло. Другой в изумлении повернулся и выронил факел, вытаскивая меч.
Абэ пробудил своим криком всех стражников. Он шел на меня, как сумасшедший, огромный меч блестел в руке. Абэ взмахнул им, но я отразил удар, хоть его сила и была несоизмеримо велика, а мое запястье стонало от боли. Я увернулся от следующего удара и на короткое время сделался невидимым. Меня напугали свирепость и сноровка Абэ.