– Ну и о чем вы беседовали? – спросила вошедшего Хамелеона Вера.
– О чем это ты?
– Я про Кристинку говорю.
– И это тебе доложили? – усмехнулся Хамелеон. – Да про то же, что и всегда! Сейчас разговор один – успеть бы спасти свои задницы, если Алимов начнет показания давать. И почему-то все думают, что я обязательно должен их предупредить. Сначала считали, что я его должен убить. То есть войти в камеру и всадить Алимову в лоб всю обойму. Теперь же…
– А его действительно нельзя было убрать? – перебила Вера.
– И ты туда же!.. Неужели думаешь, что если бы был какой-то вариант, я бы не воспользовался им? Но не было ни малейшего шанса, убив Алимова, остаться в стороне. Я трижды пытался это сделать, и все бесполезно. Мои исполнители даже пугать меня начали, обещали сдать. А ведь каждый только подумает о том, что на «Красную утку» ехать придется, за сердце хватается.
– Какая красная утка? – не поняла Вера.
– Для уголовников лагерь – «Белый лебедь». А зоны для ментов зовут «Красными утками». Но если нас раскрутят по полной программе, то, пожалуй, и на пожизненное можно попасть. Ведь как ни крути, а на мне с помощниками три жмура висят. Правда, остается надежда, что начальство не захочет сор из избы выносить. Но под замок в любом случае не хочется. А что делать, понятия не имею.
– Так зачем ты вообще связался с Ленькой?
– Денег хотел. И все бы было ничего, если б не этот Гарик хренов, мать его!.. Ну, ухватился пацаненок за дипломат, и хрен с ним. Зачем отшвыривать-то? Поймал бы другой рукой, удержал, и все дела. А он… – Хамелеон выругался.
– Послушай, – вздохнула Маша, взглянув на сидевшую с вязаньем Елену, – почему ты не хочешь сказать правду?
– А зачем, если и так все понятно? Я на собственном опыте узнала, что такое быть матерью-одиночкой, и не хочу, чтобы по моей вине…
– Какая же ты дура! – рассмеялась Маша. – Славка все это время был в Чечне и в госпитале, потом снова воевал. Знаешь, я все ждала, когда же ты хотя бы мне скажешь о том, чей Коля сын.
– Я думала, что это будет неинтересно… ни тебе, ни тем более Славке.
– Ох ты глупышка! – Маша обняла ее. – Славка только предположил это и сразу послал меня к тебе. Неужели ты…
– Подожди, – остановила ее Лена, – значит, у Славки… нет никого?
– Конечно, нет. Он когда узнал, что у тебя сын, взбесился и чуть было не уехал снова.
«Прости меня, Господи, за ложь, – подумала Маша. – Но уж больно мне хочется, чтобы Славка и Ленка были вместе».
Лена хотела что-то сказать, но тут, разбив окно, в комнату влетел обломок кирпича. Женщины тут же наклонились к закричавшему от испуга мальчику. Прозвучал вызов сотового телефона. Лена схватила трубку.
– Мальчик, наверное, испугался? – услышала она мягкий мужской голос. – И в этом виноваты вы, Елена Петровна. Дальше может быть еще хуже. Вы не хотите помочь восстановить справедливость и по-прежнему поддерживаете незаконное обвинение…
– Я вызову милицию! – громко сказала она.
– Слушай, шкура! – угрожающе проговорил тот же голос. – Если завтра не изменишь показания, мы твоему щенку ноги вырвем. И тебе между ног…
Она быстро отключила телефон.
– Что такое? – спросила закрывавшая собой плачущего мальчика Маша.
– Потом объясню, – вздохнула Лена.
– Может, что-нибудь посущественнее бросить? – спросил парень в спортивном костюме.
– Не велено, – ответил бритоголовый крепыш.
– Жаль! – Первый пошевелил плечами. – Я бы с удовольствием «лимонку» туда швырнул. А то камни кидать несерьезно. Надо было ее хором отодрать, тогда бы, может, и поняла, что к чему.
– Слушай, Винт, – недовольно проговорил подошедший длинноволосый атлет, – прикуси язык, а то и укоротить можно. Делай, что тебе велят, и без самодеятельности. Усек?
– Конечно, – торопливо согласился тот.
– Вот что, – сказал длинноволосый, – у этой телки сейчас подружка сидит. Вот на ней можно чуток оторваться. Задок погладить, ущипнуть, ну, пообещать ласки суточные и так далее. Но без явного криминала. И чтобы она подружке посоветовала изменить показания. Она наверняка в курсе дела. Вот с ней и пообщаетесь.
– Годится, – согласился бритоголовый.
– Узнаете ее? – спросил длинноволосый.
– Конечно, – ответил Винт.
– Что? – спросил в телефонную трубку Вячеслав.
Выслушав ответ, бросился к двери.
– Одного нашел, – прошептал сидевший в «Москвиче» Камышев. Заглушив мотор, вышел из машины и направился к стоявшему возле продуктового магазина крепкому парню. Тот, улыбаясь, смотрел вслед проходившей мимо девушке в мини. И, вздрогнув, осел. Петр подбил ему колени, рывком завел руку за спину. Парень вскрикнул от боли.
– На кого работаешь? – быстро спросил участковый.
– Да кто ты такой?! – Гримаса боли скривила лицо парня.
– Вопросы задаю я! – Камышев слегка двинул заломленную руку парня вверх.
Тот вскрикнул.
– Пусти, сука!
– Кто тебя послал к Скворцовой? – чуть приподняв захваченную руку, повторил Петр.
– Барон, – простонал парень.
– Из-за Алимова?
– Да. Но ты зря в это дело влезаешь, – промычал он. – Тебя…
– А это должок! – Усмехнувшись, Камышев коротко ударил его коленом в копчик. Парень ахнул. Петр, отпустив руку, ладонями ударил парня по ушам, а локтем по затылку. Тот начал заваливаться влево. Подхватив, Петр уложил его на асфальт и быстро отошел к своей машине.
Из магазина вышли два парня с набитыми сумками.
– Вот и остальные, – усмехнулся Петр и, вставив ключ зажигания, завел машину.
Парни, увидев лежащего приятеля, поставили сумки и присели рядом с ним.
– Во дает! – восхищенно проговорил один из четверых парней за столиком летнего кафе.
«Москвич», рванувшись с места, затормозил и, легко ударив сидевших около упавшего двоих, остановился. Те, матерясь, вскочили. «Москвич», снова дернувшись вперед, наехал на захрустевшие сумки. Остановился.
– Козел! – заорал один из парней и прыгнул вперед.
Выброшенная в ударе правая нога была направлена в голову Петра. Но «Москвич» резко сдал назад. Нога скользнула по лобовому стеклу, а нападавший, ударившись коленом о крыло, заорал от боли. Второй парень выхватил пистолет. Из «Москвича» ударил выстрел. Парень упал. Петр увидел двоих бежавших к магазину милиционеров. Выскочил и сильно ударил ногой пытавшегося встать налетчика.
– Петька! – узнав его, воскликнул старший сержант. – Что за дела?
– Пушки у них! – отозвался Камышев. – Одному я ногу попортил.
