«И как я его отравлю? – стоя у двери в камеру, в которой сидел Алимов, думала толстуха. – Ну его на хрен этого Зверя! – решила она. – Сдать его к черту, и все. Пусть только появится, сразу сдам».
«Неужели повезет? – расхаживая по камере, думал Отмычка. – Ну нет, мент есть мент. Хотя в тот раз, когда меня хапнули вместе с гопстопниками, он меня домой отвез. Может, и на хрен мне все это упало? Точно, не нужны мне все эти дела».
– Замков собирайся, – услышал он звук отодвигаемого засова. – Выходи, тебя, похоже, переводят или в Москву поедешь.
– Совсем, что ли? – спросил Отмычка.
– Ага, – кивнул старший сержант милиции, – тебя здесь и так вон сколько времени продержали…
– По собственному желанию, – стирая усмешку с губ милиционера, перебил его вор. – Я знаю секрет государственной важности, поэтому меня и держали у вас. А кормили сам знаешь как. Не у каждого официантом капитан МУРа.
Милиционер, округлив глаза, внимательно взглянул на него.
– Есть! – Допрашивавший троих парней опер довольно улыбнулся. – Значит, подействовало. Так… – Он поднес ко рту переговорное устройство. – Ну вот что, Мягков, я должен знать, куда отправляется господин Кутрич. И не дай Бог, если твои орелики его потеряют.
– Слушай, Огурцов, – ответил ему насмешливый голос, – а как на это посмотрит начальство? Ведь санкции-то нет…
– Давно ли ты стал законником, капитан? – рассмеялся оперативник. – Главное сейчас – завести Барона. Когда человек нервничает, он делает кучу ошибок. Вот на этом мы его и подловим. Я давно этого жду… – Он вздохнул.
– Сделаем, майор, – весело согласился оперативник. – Литр с тебя и закуска.
– Все будет на высшем уровне! – рассмеялся Огурцов.
– И что мы здесь будем делать? – спросил подошедший к окну Отмычка.
– Сейчас будем пить чай, – улыбнулся Ларионов. – Через два часа должны объявить, открыта Москва или нет. Вот тогда и решим.
– Что-то ты темнишь, начальник, – повернулся к нему Отмычка.
– Давай чай заваривай, – нарезая колбасу, предложил капитан.
– Все, – прекращая разговор, сказал Вячеслав, – жить будем у нас. Когда все успокоится, переедем к тебе.
– Он прав, – поддержала брата Маша. – Сейчас тебе лучше жить у нас.
– Понимаю, – улыбнулась Лена. – Тогда надо перевезти вещи. И еще, – повернулась она к Вячеславу, – когда мы идем в загс подавать заявление?
– Сегодня. И насчет усыновления тоже. Коля должен носить мою фамилию.
– Сотовые отключить, – приказал Барон. – На связь выхожу только я. Ясно?
– Никак не могу дозвониться до Барона, – проговорил в сотовый Палач. – Где он?
– Понятия не имею, – ответила Илина. – Я тоже уже час не могу выйти на него. Не знаю что и думать. А зачем он тебе нужен?
– Тайга с людьми денег требуют. Ведь просто так…
– Как только я на него выйду, – перебила его Илина, – я тебе сообщу. А вы нашли старателей?
– Да. Ночью можно их кончить. Правда, здесь мент мешает, да и мужики работать просто так не желают. Они, кстати, уже давно не получали поощрительных.
– Разве есть и такие? – удивилась Илина.
– Барон придумал, – усмехнулся Палач.
– Ты когда в город вернешься?
– Как с Лукой и его приятелями управимся, сразу приеду. – Отключив сотовый, он посмотрел на курившего Тайгу. – Что-то настораживает меня. Нет желания в поселок соваться, а я в предчувствия верю.
– Ну я – нет, – ответил Тайга.
– Убил я хозяйку и кента своего, – проговорил в телефонную трубку Суслик. – И Лука ранен. Приезжайте, я у Птахи, бабы Крота. Адреса не знаю… – Он положил трубку, налил в стакан самогона и одним махом выпил.
– Если я сдохну, – услышал он слабый голос Луки, – за Барона все обскажи. Нельзя, чтобы он, сука, чистым остался. Сдай его вместе с потрохами… Ты верно сделал, что в ментовку звякнул. Все равно нашли бы и замочили. А Филин, сучара, запорол меня, как хряка… – Он сплюнул кровью.
– Может, выживешь, – снова наливая самогон, вздохнул Суслик. – Тебе-то ничего не будет. Конечно, если про Кнута узнают, то тогда…
– Отхожу, похоже, я в мир иной, – прерывисто дыша, проговорил Лука.
– Сваливаем! – вынырнув из густых зарослей, воскликнул узкоглазый парень. – Похоже, там бойня была. Два трупа вынесли и раненого. И мужика какого-то в наручниках. Уходить надо.
– Кого именно? – зло спросил Палач.
– А хрен его знает! Когда я подошел, там как раз менты были и «скорая» подкатила. Я в сторону отгреб, наблюдал издали. А потом сразу сюда двинул.
– Уходим, – решил Тайга.
– Твою мать!.. – процедил Палач. – Тот, кто остался, наверняка кольнется. Что же там произошло-то?
– Мне ваш начальник нужен, – пробормотал сидевший на заднем сиденье между двумя оперативниками Суслов. – А наручники снимите… – Вздохнув, он пошевелил плечами. – Не то…
– Ну что ж, – повернувшись, посмотрел на него сидевший рядом с водителем майор, – вы Суслов Андрей Игоревич, так?
– Не видишь, что ли? – огрызнулся тот.
– Ты не блатуй! – одернул его милиционер. – Нормально отвечай…
– Слушай, мент, – не поднимая головы, перебил его Суслик. – Давай к начальству. Я Барона вам подарить хочу, а ты мне…
– Как приедем, тебя в первую очередь примут, – пообещал майор.
– Поняла, – сказала в телефонную трубку Илина. – Значит, думаешь, что…
– А что тут думать? – зло спросил Палач. – Видно, кто-то из них и вызвал ментов. Говорит, что мусора подкатили, а дверь им открыли. Так что послушай моего совета – уходи из города, а то и опоздать можешь.
– Это точно?
– Точнее некуда.
– Куда он его увез? – удивленно спросил полный подполковник милиции. – Москва закрыта для самолетов уже сутки.
– Сказал, что летят в Москву, – пожал плечами капитан.
– Так, – посмотрел на вошедшего полковника генерал-лейтенант милиции, – что-то Ларионов там мудрить начал. Из Хабаровска сообщили, что он якобы повез Отмычку в аэропорт. Вы что-нибудь говорили ему об этом варианте?
– Никак нет. Насколько я знаю, Замкова решено было оставить в Хабаровске на период следствия по Торбе.
– Но Ларионов вот-вот доставит его сюда. Выйдите на связь с Ларионовым и выясните, что это все значит. Жду вас через полчаса.
– Я этих гнид, – процедил стоявший у гроба Гусар, – лично кастрирую!
– Перестань, – тихо попросила его Нина. – Все-таки мы у гроба…
– А может, Семен слышит, – отозвался Степан, – и ему легче становится.
– А о ней ты подумал? – Нина показала глазами на плачущую Риту. – И о ребенке?
