Анар успел вскинуть руки и опустить веки, но даже так ему обожгло глаза. Его поразило то, что вместо красной вспышки, как бывает всегда, когда закрываешь глаза на ярком свету, он увидел синий ровный цвет. Вслед за светом пришёл голос. Ничего подобного Анару в жизни не доводилось слышать. Нежный, чарующий, зовущий… и вместе с тем исполненный силы, звучный и повелительный, он проникал в сознание, пронизывал, пропитывал всё тело, заставляя алая чувствовать себя так… странно.
Свет стал медленно угасать, и Анар осмелился открыть глаза. Аниаллу, неподвижная, побледневшая, неотрывно смотрела в окно. На лице её читалась крайняя степень изумления, быстро сменявшегося страхом, почти паникой. Аниаллу резко обернулась к Анару, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но всепроникающий синий поток словно залил ей горло, не дав вымолвить ни слова. Так, без единого звука девушка лишилась сознания и повисла на руках ошеломлённого алая…
* * *
Тень распласталась в прыжке и вдруг застыла в воздухе, словно увязнув в хлынувшем из окна потоке синего света. Её морда почти касалась горла добычи. Бесплотные лапы с выпущенными когтями судорожно сжались, пытаясь вцепиться в душу Аниаллу, которая еще сопротивлялась, но постепенно её тоже затягивало в синий водоворот. Призрак издал неслышный предсмертный вопль — его тело, медленно тая, потекло прочь от такой нестерпимо близкой добычи по одному из лучей. Дух распадался на сотни рваных клочков тумана, которые едва видимыми серыми облачками поплыли к храму. То, что давало ему подобие жизни, было вырвано волей неведомого существа, скрывающегося вдали, за колоннами святилища, и поглощено им…
Прижимая к себе одной рукой Аниаллу, которая, казалось, уже не дышала, Анар выставил вперёд другую, готовясь отразить атаку неведомого врага, напавшего на сианай. Озираясь по сторонам, он так никого и не увидел, только какое-то облачко тумана появилось из ниоткуда и тут же без следа растворилось в синем свете. В этот момент он всем своим естеством ощутил: причина в пении, в свете — в магии, которой они были.
Анар поставил одну ногу на подоконник и высунулся из окна, всматриваясь в синее сияние, вслушиваясь в потусторонний голос. Через мгновение показалась та, кому он принадлежал. Алаю не надо было прибегать к магии, чтобы разглядеть её. Невысокая, черноволосая, в одеждах, таких же ярко-синих, как и ее глаза, она медленно и величественно выступала из дверей храма. Глаза Анара гневно сощурились: другая сианай! — вот кто был всему причиной…
А она пела всё громче, всё более настойчивым был её призыв. А значит, всё меньше шансов оставалось у Алу. Алай лихорадочно искал выход, и тут ему ясно вспомнился их разговор с Аниаллу ещё там, в подземельях Руала. То, как Аниаллу боялась уступить Злу. Она так и не поддалась на его приманку, но та, другая, что убивала её сейчас своим чарующим пением, предала-таки свою богиню.
Анар опустил глаза: кинжал, данный ему Аниаллу, всё ещё висел на поясе алая, излучая свою холодную, страшную силу. Это была его последняя надежда — убить одну сианай, чтобы спасти другую. Оставалось уповать на то, что раз все сианай являлись практически копиями одного существа, то и отданный ему Аниаллу кинжал будет в силах отнять душу не только у неё, но и у другой Тени богини…
Острые когти сомнений словно раздирали алая на две половинки: ему казалось ужасным бросить Аниаллу здесь одну, но, с другой стороны, оставшись с ней и не попытавшись сделать что-нибудь еще для её спасения, Анар обрекал ее на смерть… Сжав зубы, он осторожно опустил девушку на пол, поразившись, насколько холодным стало её тело всего за несколько секунд. Медлить было нельзя, и он, изменив форму, спрыгнул с балкона, пролетел четыре этажа и, мягко приземлившись на упругие подушечки лап подле одного из лежащих под балконом алаев, бросился к храму, к сианай. Что было сил, так что ему казалось, мышцы вот-вот разорвутся, Анар мчался вперёд. Страха не было — его вытеснила ярость и решимость, от которых шерсть вставала дыбом и всё внутри напрягалось до дрожи.
Всё словно вымерло, алаи не обращали на него никакого внимания: лежат на земле и не шелохнутся — истые фанатики, готовые во имя соблюдения догм веры, во имя соблюдения заветов богини этой самой богиней и пожертвовать. Казалось, в городе осталось всего двое: поющая в храме сианай и он, удары чьего сердца заглушали её голос…
* * *
Царица Амиалис, блистая грозной красой, выступила на чёрный камень площади из белоснежного диска портала. Следом за ней, повторяя движения друг друга так чётко, словно они были отражениями друг друга, появились четверо её телохранителей.
Её прищуренные глаза, цепко ощупывавшие пустой двор, были по привычке подведены чёрным, хотя она более не нуждалась в хатти, чтобы скрывать их сияние. Лишившись своей тел алаит, перестав быть алайкой, Амиалис утратила и все особенности, как внешние, так и незримые, дарованные детям Аласаис. Поначалу она чувствовала себя как новорожденный котёнок — слабый, слепой, совершенно беспомощный и не способный ориентироваться во внешнем мире, потому что его органы чувств почти не работают. Ей было страшно, так страшно, как ещё никогда в жизни. Но теперь бывшая царица Руала чувствовала себя превосходно, даже восхитительно.
И из портала, впервые ступив на землю своих новых владений, показалась совсем иная Амиалис, ещё более грозная и устрашающе-прекрасная, чем прежде. Магия — великая сила, дарованная ей её новым владыкой, могла с лихвой заменить все потерянные навыки: пройдет совсем немного времени, и Амиалис легко сможет поддерживать заклятия, позволяющие ей видеть даже лучше, чем прежде.
Но пока она видела лишь пустой двор, за которым начинались пустые улицы… Амиалис ожидала, что здешний наместник непременно выкажет ей своё пренебрежение и, возможно, не удосужится встретить её, но чтобы так…
Что это?! Стража, спящая на посту? Неслыханно! До чего же несостоятелен местный властитель! Да, как он приятно несостоятелен, как выгодно ее правление будет смотреться на фоне его упущений! Пройдя несколько быстрых шагов, Амиалис собралась было уже пнуть задремавшую на посту женщину-охранника, как вдруг замерла в изумлении. Перед ней, одетая алайской жрицей, сидела человеческая старуха, очень древняя, похожая на мумию, хотя, несомненно, умершая не так давно. Хрупкое тело ещё хранило тепло оставившей его жизни. Ещё больше настораживало то, что на теле покойницы не было ни единой раны. Вообще ничего, что могло бы послужить причиной её смерти, Амиалис, со всеми её магическими ухищрениями, обнаружить не удалось… словно старуха просто села и ни с того ни с сего умерла! Быть может, от старости — сердце, к примеру, не выдержало, а возможно, и… (Глаза Амиалис злобно сощурились — что там ещё придумал старый наместник, чтобы запугать её?)
— Что это значит? — острым, как бритва, голосом поинтересовалась она.
— Мы не знаем, владычица, — ответил один из телохранителей, продолжая оглядывать окрестности. Так и не получив никакого ответа, Амиалис пошла дальше. Ни алаев, ни рабов или слуг… Полная, мёртвая тишина. Город был пуст. В нём были лишь мёртвые люди, одетые алайскими жрецами…. десятки, сотни мертвецов повсюду. Все — люди, и все, казалось, скончались от старости.
