— Да, силы ей не занимать, — согласился Селорн, — но против целого мира ей не выстоять… хотя… — он замолчал, видя, как волна пламени, пущенная царицей, хлынула к поваленной колонне, за которой спрятались восставшие, перетекла через неё и испепелила их, прежде чем бывшие рабы успели хоть что-то сообразить, — может быть, мы… — с затаённой надеждой в голосе обратился он к алайке.
Она села, задумавшись. В её лице, белоснежном, как у алаек из дома ан Камиан, угадывались общие с Аниаллу черты, но Элеа выглядела более величественно. Она тоже была сианай, но сила Аласаис сияла в ней намного ярче. Если Аниаллу была Тенью богини, то Элеа — её отражением в чистом зеркале. Она была одной из первых, самых могущественных сианай.
— …пока Амиалис не успела спасти свою бесхвостую… — продолжил было скрежещущий зубами от нетерпения растерзать Амиалис Селорн.
Но сианай одним прикосновением изящной руки заставила патриарха успокоиться.
— Нет, — твёрдо сказала она, покачав головой, и убрала тонкие, длинные пальцы с чёрного запястья эала. — Довольно они были рабами. Теперь они вправе сами выбирать свой путь: затаиться им, сбежать, погибнуть в пламени магии, сражаясь с врагом, или вернуться в рабство. Довольно смертей, Селорн, — она посмотрела снизу вверх на патриарха своими удивительными синими глазами, — я устала от них. Пусть идёт. Она сама покарала себя…
За её спиной прогремел взрыв, но алайка даже не оглянулась. За многие тысячи лет своей жизни она слышала эти звуки достаточно часто, чтобы они перестали привлекать её внимание.
— Она более не алайка, — даже не изменив тона, без запинки, проговорила сианай, — Амиалис стала обычной, в ней нет ничего, что принадлежало бы ей, что делало бы её особенной и поэтому более опасной для нас, чем другие. Всё, что у нее есть сейчас, — дано ей её новым хозяином, и таких он может сделать сколько угодно… одной больше, одной меньше… — задумчиво пробормотала Элеа. Некоторое время сидела она так, недвижная, прекрасная, а потом мысленно подозвала Гвелиарин. Верховная жрица читала огромную книгу, занимавшую почти всю стоящую в комнате кровать. Она дочитала строчку и подошла к Элеа. Сианай и жрица беседовали без слов, и долгое время все собравшиеся в комнате могли лишь догадываться о предмете их разговора, наблюдая череду эмоций на их выразительных лицах: радость и надежда сменились сомнениями, за ними пришла ярость. Под конец взгляд Элеа стал ледяным, и она наконец заговорила вслух:
— Никто не смеет творить именем Аласаис то, что не было благословлено ею, — грозно блеснув глазами, заявила она. И потом уже мягче добавила: — Я не знала, что с ними произойдёт. Мне было всё равно, надо было только забрать у них то, что делало их частью нашего народа, делало нас, нашу богиню в ответе за них. Частицу Аласаис, что есть в каждом из нас… оказалось, что без этой частицы они жить не могут… — тихо закончила она и, казалось, ушла в себя. Помедлив немного, Гвелиарин вернулась к своей книге, а сианай сидела всё так же, глубоко задумавшись…
* * *
Когда могущественная сианай Элеа, призванная патриархом Селорном, чей голос, многократно усиленный магией обряда д'ал, достиг самых отдаленных пределов, прибыла на его зов, вместо эала она обнаружила мир полный алаев-предателей. Оказавшись среди них, Элеа сразу же поняла, что за существа перед ней, каковы их цели… и цели того, кому они служат. Она постигла и суть ритуала, что творили они в храме, обряда, магическую энергию которого патриарх Селорн смог повернуть на цель, прямо противоположную интересам этих тварей: чтобы дозваться до неё, Элеа, странствующей в отдалённых мирах.
Разгневавшись от увиденного до такой степени, что сразу же решила покончить с невероятным и отвратительным извращением, представшим её глазам, она по наитию попыталась вобрать в себя часть Аласаис, которая томилась в каждом из них и которую они позорили своими делами.
Дух кошки, живущий в них, противился этим делам, но его подавлял разум, напитанный силой Тьмы. Поэтому, даже не обладая полной силой богини, сианай легко отделила алайскую их суть, вобрала её в себя, подарив долгожданный покой исстрадавшейся тел алаит. Пройдёт время и, может быть, она вольётся в новых кошек. Вот только хватит ее на трёх-четырёх, а не на несколько тысяч. Но зато настоящих, бессмертных, неповторимых, прекрасных… И всё же, почему они постарели и умерли?
Внезапно Элеа ощутила сопротивление — её всепроникающее иссушающее волшебство коснулось каких-то двух алаев, чей дух не хотел расстаться с телом. Её мысленный взгляд стал чуть пристальнее. На обоих лежала тень, обоих коснулась Тьма. Ну откуда она могла знать, что это просто остатки яда в их крови? Разглядела бы повнимательнее — не испугалась бы сразу, подумав, что перед ней пошедшая против богини сианай. Да ещё и сын Амиалис — Амиалис-предательницы, Амиалис-убийцы, — рядом с ней. Это могло смутить кого угодно и ввести в заблуждение даже проницательную Элеа…
Два разума сианай вступили в поединок. Элеа чувствовала, что берёт верх, но тут она ощутила, что её шеи коснулось нечто острое. Стоило ей понять, что это, а Элеа поняла это сразу, и она не смогла сдержать вскрика.
Неизвестно как сын Амиалис, которого она на время потеряла из виду, сумел подкрасться к Элеа и выпрыгнуть на неё из-за колонны. И ладно бы просто выпрыгнуть — приставить к её горлу кинжал. Холодный, обессиливающий нож, сделанный драконами Серебряных скал. Где он взял такое оружие, Элеа не представляла. Зато она, старательно борясь со страхом, с изумлением осознала другое: алай, которого она считала предателем, мог бы убить её, и вся сила сианай не стала бы ему помехой, но… не убил. Это заставило Элеа усомниться в своей правоте — только тогда она сумела распознать истинную суть своих «противников» и вовремя остановиться. И слава богине, что успела…
* * *
— Где она, Элеа? — со странным надрывом в голосе спросил Когтестрах. Даже он, закалённый в боях алай-руалец, чувствовал себя неуверенно и тяготился отсутствием Аласаис в Бриаэлларе.
— Уже близко, Амер, но ещё довольно далеко, — уклончиво ответила Элеа. Она взглянула на Гвелиарин быстрым, словно ищущим одобрения взглядом, и Верховная жрица чуть заметно кивнула в ответ, — а теперь я намерена вернуться в Бриаэллар, я и так отсутствовала там непростительно долго, — сказала сианай и в мгновение ока растаяла в воздухе. Женщина, которая только что лишила жизни несколько тысяч алаев…
Стоило ей исчезнуть, как всех охватила грусть — уход так вовремя появившейся сианай Элеа напомнил им о расставании с любимой богиней, которой не было в Бриаэлларе уже многие годы, бесконечно долгие годы для обожающих свою Аласаис, нуждающихся в её постоянном присутствии алаев…
* * *
В коридоре послышались громкие голоса, своей живостью разом вернувшие алаев к реальности. Они легко узнали их: один, принадлежащий магу Тейну, торжественно повествовал о чём-то, словно рассказывал старинную легенду, а другой, по-детски восторженный, был голосом дочки Чутколапа. Через мгновение необычная парочка показалась в дверном проёме: серебристо-седой маг Тейнлаан и юная Эйтли Тинойа, держащая его под руку.